Любовь считают головокружительной радостью. Вроде глупых стишков, написанных на открытках к дню святого Валентина, украшенных перышками и ленточками. Нет, все совсем не так. Это мучительное, грызущее душу, лихорадочное и тяжелое чувство, жажда, которую невозможно утолить. Опрометчивое желание. Но он здравомыслящий человек. Однако Мэтью знал, что если надолго останется в Стоун-Кросс-Парке, то совершит нечто погибельное.

– Я поеду в Бристоль, – в отчаянии сказал он. – Договорюсь о новых встречах. Я не стану ничего предпринимать до вашего приезда. Но по крайней мере соберу информацию. Проверю местные транспортные фирмы, посмотрю на их лошадей...

– Свифт, – перебил его граф. Что-то в его голосе – нота доброты, сочувствие – заставило Мэтью напрячься. – Я понимаю причины вашей спешки...

– Нет, не понимаете.

– Я понимаю больше, чем вы думаете. И по собственному опыту могу сказать, что эту проблему уклончивостью не решить. Вы не сможете от нее убежать, как бы далеко и быстро вы ни бежали.

Пристально глядя на Уэстклифа. Мэтью похолодел. Граф мог намекать и на Дейзи, и на его порочное прошлое. В любом случае он прав.

Но это ничего не меняет.

– Иногда бегство – единственный выбор, – хрипло ответил Мэтью и, не оглядываясь, вышел из комнаты.

Так случилось, что Мэтью не поехал в Бристоль. Он понимал, что пожалеет о своем решении, но понятия не имел насколько.

Эту неделю Мэтью до конца своих дней будет вспоминать как страшную муку.

В ранние годы он прошел ад, пережив физическую боль, лишения, голод и леденящий душу страх. Но все это не шло ни в какое сравнение со страданиями от вида Дейзи Боумен, любезничающей с лордом Лландриндоном. Кажется, семена, которые он заронил в душу Лландриндона, рассказывая о достоинствах Дейзи, попали на благодатную почву и пустили крепкие корни. Лландриндон не отходил от Дейзи, болтал, заигрывал и окидывал ее взглядом с обидной фамильярностью. Дейзи тоже была поглощена им, она ловила каждое его слово и бросала все дела, как только он появлялся рядом.

В понедельник они ездили на пикник.

Во вторник катались в карете.

В среду собирали колокольчики.

В четверг удили рыбу в озере, вернулись промокшие, обветренные и смеялись над шуткой, которой не пожелали ни с кем поделиться.

В пятницу танцевали на импровизированном музыкальном вечере. Они так подходили друг другу, что кто-то из гостей заметил, что на них приятно смотреть.

В субботу Мэтью проснулся с желанием кого-нибудь убить.

Мрачное заявление Томаса Боумена не улучшило его настроения.

– Он побеждает, – проворчал Боумен, потянув Мэтью в кабинет для приватной беседы. – Этот шотландский ублюдок Лландриндон от Дейзи не отходит. Он буквально сочится очарованием и без умолку болтает чепуху, которую так любят слушать женщины. Если ты намереваешься жениться на моей дочери, то вероятность этого свелась почти к нулю. Ты старательно избегаешь ее и молчишь. Всю неделю у тебя такое выражение лица, что им впору маленьких детей пугать. Твоя манера ухаживать за женщинами подтверждает все, что я слышал о бостонцах.

– Вероятно, Лландриндон ей больше подходит, – тусклым голосом произнес Мэтью. – Кажется, их связывает взаимная симпатия.

– Речь не о симпатии, а о замужестве! – Лысина Боумена начала заливаться краской. – Ты понимаешь, каковы ставки?

– Кроме финансовых?

– А какие еще могут быть ставки?

Мэтью иронически взглянул на босса.

– Сердце вашей дочери. Ее будущее счастье. Ее...

– Ба! Люди женятся не ради счастья. А если и делают это, то разочарование наступает очень быстро.

Несмотря на мрачное настроение, Мэтью улыбнулся.

– Если вы таким образом хотите вдохновить меня на брак, – сказал он, – это не поможет.

– А это вдохновит? – Порывшись в кармане жилета, Боумен вытащил сверкающий серебряный доллар и бросил его Мэтью. Монета сверкнула в воздухе, описав сияющую дугу. Мэтью машинально поймал ее и зажал в кулаке. – Женись на Дейзи и получишь гораздо больше. Больше, чем человек может потратить за всю жизнь.

– Замечательно! – послышалось от двери. Оба повернулись на голос.

На пороге стояла Лилиан в розовом платье с наброшенной на плечи шалью. Она смотрела на отца с чувством, близким к ненависти, ее глаза потемнели и походили на вулканическое стекло.

– Есть в твоей жизни хоть кто-то, кого ты не считаешь пешкой в своей игре, папа? – едко спросила она.

– Здесь идет мужской разговор, – отрезал Боумен, вспыхнув то ли от гнева, то ли от чувства вины, или от комбинации этих эмоций. – Это не твоя забота.

– Дейзи – моя забота, – ледяным тоном тихо произнесла Лилиан. – Я скорее убью вас обоих, чем позволю сделать ее несчастной. – Не успел отец ответить, как она повернулась и направилась в холл.

Выругавшись, Боумен вышел из комнаты и пошел в противоположном направлении.

Оставшись в кабинете один, Мэтыо швырнул монету на стол.

– И все это ради мужчины, который ничего не замечает, – проворчала себе под нос Дейзи, злясь на Свифта.

Лландриндон, покорно замерев, сидел в нескольких ярдах от нее, на краю чаши фонтана, пока Дейзи рисовала его портрет. Она не обладала талантом художника, но запас фантазии, чем еще можно заняться с Лландриндоном, исчерпался.

– Что вы сказали? – окликнул ее шотландский лорд.

– Я сказала, что у вас прекрасная шевелюра.

Лландриндон был очень приятным человеком, милым и безупречно вежливым. Дейзи угрюмо призналась себе, что, пытаясь вызвать ревность у Мэтью Свифта и тем довести его до безумия, она преуспела лишь в том, что сама сходила с ума от скуки.

Дейзи прикрыла рукой рот, чтобы скрыть зевок, притворяясь, что всецело поглощена рисованием.

Это была самая ужасная неделя во всей ее жизни. День за днем, смертельно скучая, она притворялась, что наслаждается обществом мужчины, который ее совершенно не интересовал. Это не вина Лландриндона – он прикладывал массу усилий, чтобы развлечь ее. Но Дейзи стало совершенно ясно, что у них нет ничего общего и никогда не будет.

Казалось, Лландриндона это совершенно не беспокоило. Он часами мог говорить практически ни о чем. Он мог заполнить не одну газету светскими сплетнями о людях, которых Дейзи никогда не встречала. Он пускался в долгие рассуждения о том, как подбирал цвет для отделки охотничьей комнаты в своем поместье Терсо. Казалось, этим историям конца не будет.

Его абсолютно не интересовало, что говорит Дейзи. Он не смеялся над рассказами о детских шалостях сестер. А если Дейзи говорила: «Взгляните, это облако похоже на петуха», он смотрел на нее как на безумную.

Ему не понравилось, что Дейзи выясняла разницу о «достойной» и «недостойной» бедности, когда они обсуждали законы о бедных.