я отвернусь от маленького, подсвеченного софитами окошка.

― Всё, переходим к массовке. С вами будем переделывать номер, ― последняя фраза вогнала меня в противную внутреннюю дрожь. Столько затрачено сил на сопротивление её издевкам и заучивание лживых эмоций, что меня не на шутку начинала бесить предстоящая свежая порция общения с Изабель. Она и сама была вопиюще огорчена, злобно покосившись на меня, как на единственного виновника нашей общей неудачи. Ну и дерьмо…

Брюнетка осталась на сцене, под затемнение к ней высыпало большинство артистов, томящихся всё это время за кулисами, а я наоборот, скрылся от надоевшего пронзительного света софит в темноту, покоившуюся в бархатных тканях, и вышел в коридор, чтобы посмотреть на грядущий танец Мишель и Карлоса из зала. Настроение было испорчено практически основательно: я спускался по лестницам в сторону одного из боковых входов у сцены под отдаленно дребезжащие басы в бодрой повседневной песне и гулкие синхронные шаги десятков артистов. За распахнутой дверью на меня вылилась вся густота звука, пока я торопливо закрыл створку, чтобы не пропускать в тёмный зал свет из коридора. В пути до бархатного зрительного кресла в средних рядах я не мог отделаться от всей душевной тяжести накатившей с новой силой, которую мне приносили репетиции с Изабель. Я даже начинал задумываться о том, что несправедливо то, сколько я трачу на них времени.

Нехотя подняв глаза к пестрившей танцорами сцене, я вдруг немного отвлёкся от мрачных мыслей, вникая в драматургию номера. Среди артистов танцевала и Мишель, пока что в дальних рядах, незаметно для будущего зрителя приближаясь к переднему плану. Танцевала девушка без весёлого энтузиазма, как ей было положено по сценарию, но от этого не менее привлекательно и даже элегантно. Группы людей по двое-трое человек походили на механизмы часов, вымерено и асинхронно выполняя одни и те же действия. Это выглядело как нескончаемый танцевальный конвейер в перемешку с широкими периодическими улыбками и странными жестами мольбы, направленными к небу. Если бы я был далёк от расшифровки этого действа, я бы подумал, что на сцене собралась группа сектантов.

Ломанная хореография, выражающая тяжёлый труд и упование на какие-то высшие силы, которые вознаградят усилия, вобрала в себя собирательный образ современных работников или древних земледельцев, поклоняющихся языческим богам ― перед залом представала система, где люди ― её будто безжизненные элементы. Завораживающая картинка, как калейдоскоп, одурманила мой разум, но не отнимала в голове места для Мишель: я всё следил за её попытками соответствовать этой системе, за нарочно грязными разворотами, выбивающихся из ровных линий, но более живыми и эмоциональными. И снова Макарти заставлял меня мысленно поразиться его особенному видению и незамысловатой фантазии. Массовый танец не просто двигал сюжет, а придавал постановке устрашающую глубокую атмосферу, заставляя задуматься даже таких, как я.

― Я думал, будет хуже. Вы впечатлили меня! ― По окончании одурманивающей весёлой мелодии, под конец номера казавшейся саундтреком к фильму ужасов, Мишель замерла у края сцены, тяжело вбирая воздух, будто всхлипывая. ― Повторим ещё пару раз для закрепления с учетом замечаний… Вторые линии, держитесь поближе к первым, чтобы не было такого большого прогала. В моменты, когда люди по одному забегают в кулису, а из другой выбегают произошёл рассинхрон, внимательнее пожалуйста. По музыке очень хорошо слышно, когда нужно шагать, так что, не торопитесь с этим, картинка смазывается. По хореографии, пожалуйста, Жак, ― Крэг передал микрофон в руки рыжеволосого мужчины и сел в своё кресло.

Тихое незаметное зрительство в зале стало моим излюбленным времяпрепровождением последнее время ― меня это даже успокаивало. Наблюдая за работой театра, я старался контролировать дыхание, учащающееся от злости на Изабель, пока оно совсем не пришло в норму. Хореограф поимённо возился с каждым танцором, щедро раздавая замечания, а я облокотился руками и головой на ближающую спинку кресла, рассматривая стройную знакомую фигурку в свете прожекторов. Мишель была довольно небольшого роста по сравнению со всей этой толпой: такая аккуратная, терпеливая, ждёт своей очереди, потирая ладонями локти от едва заметного волнения. С собранными волосами она была совсем не такая, как та, что я узнал наедине.

* * *

Мы отпахали весь намеченный утром план, затем каждый танцор обучился трансформировать створки замка: Крэгу было важно, чтобы артисты по максимуму могли заменять спецгруппу в экстренных ситуациях. Во второй половине дня накал страстей утих, и находиться на сцене становилось не так опасно для самолюбия. Макарти, как ему было свойственно, покинул нас в три часа дня, и это уже никого не удивляло, но всё ещё подмывало меня задуматься над тем, что это может значить. Жак и оставшиеся хореографы разучили с нами несколько танцевальных связок с передвижными лестницами, сверху которых нам предстояло восседать. Удерживаться наверху оказалось сложной задачей с учётом приличной высоты до пола, но каждый главный персонаж в ходе хореографии задействовал эти необычные декорации. На это мы потратили ещё несколько быстро пролетевших часов, затем был объявлен отдых на несколько дней, что в зале встретило шумное радостное ликование. Лично я был в замешательстве, так как совсем недавно не знал, на что потратить свой единственный выходной.

Танцоры направились к своим личным вещам, а некоторые одарённые и сразу за кулисы, пропав без вести на ближайшие полчаса; пока громкие довольные возгласы и несмолкающие диалоги не утихали, а уходившим хореографам было довольно легко заподозрить то, что коллектив не планирует собираться по домам, выжидающие их ухода артисты мысленно потирали ручки перед принятием крепкого алкоголя. Тогда взволнованный Жак попросил у скручивающего провода звукооператора микрофон на последнее предупредительное слово.

― Слушайте, мы взрослые люди с вами, все всё понимают. После вашего ухода здесь должна быть безукоризненная чистота. Хорошего уикенда, ― рыжий мужчина махнул на прощание словившему неловкую тишину коллективу и поспешно направился к выходу, за чем последовали затяжной одобрительный свист и демонстративное надевание картонных масок. Я выудил из сумки праздничный реквизит, подаренный Мишель, и проследил за тем, как последний человек из команды организаторов — звукооператор — покинул зал. Так труппа танцевальной постановки Макарти получила практически официальное разрешение на попойку в стенах именитой Бродвейской сцены.

Так значит, среди подчинённых Макарти отсутствовал сухой закон: о таких вещах в лицо и не спросишь, а отважиться проверить на деле ― может стоить роли в постановке. Но если закон нарушает вся труппа, значит, нарушение нарекается исключением.