— Если послушная и верная собака вдруг бросается на хозяина, то ее усыпляют, — неожиданно жестко ответила Кора, чем несказанно удивила меня.

Я привык, что блондинка у нас выступала в роли адвоката дьявола. Гуманизм, равноправие, единороги, живущие на радуге. И тут вдруг такое. Видимо, Город ожесточает даже самых добрых из нас.

— Посмотрим, — уклончиво сказал я. — Сначала надо до них добраться.

— Шип, что-то задумал, — чуть ли не пропела Бумажница. — Жопой чую. У тебя всегда такой туповатый крестьянский вид, когда ты считаешь, что скоро всех переиграешь.

А вот сейчас обидно было. Нет, не про морду лица. Она у меня действительно сильно пролетарская, не в каждый туалет при театре бы пустили. Я про то, что Бумажница просекла, что у меня есть план.

Вроде как китайцы говорили, что если долго сидеть на берегу реки, то мимо проплывет труп врага. На это русские им отвечали: «Под лежачий камень вода не течет». Наверное, все дело в менталитете. Желтолицые привыкли ждать и умели подать месть в виде десерта после всего ужина. А наши всегда отличались импульсивностью. Если тебя обидели, ответь сейчас же, не стоит ждать удобного случая.

Несмотря на всю любовь к родным истокам, я склонялся к азиатам. Потому что, если все правильно сложится, то мне и делать ничего не придется.

— Садитесь жрать, пожалуйста, — крикнула Алиса.

Ели молча и сосредоточенно. В крошечной шестиметровой кухне места всем не хватило, поэтому некоторым пришлось устроиться в комнате, подхватив тарелки с ложками. Однако не разговаривали не только из-за разбросанности по комнатам. Попросту не было желания.

К нечеловеческой усталости — шутка ли, весь день оттарабанить в бодром марше — прибавилась гнетущее ощущение обиды. Молчуны нас предали. И теперь у каждого, разве что кроме Тремора, появилось простое и ясное желание — догнать и наказать этих мерзавцев. Ярче всех в этом костре ненависти горела Гром-баба. Еще бы, не успела она порадоваться, что мы пополнили запасы продуктов, как их тут же отобрали. И самое ужасное — полностью выгребли всю сгущенку. Так что Крыл последний, кто успел отведать сладенького.

Пацан, кстати, проснулся через несколько часов, поел остывший ужин и потопал на холодный чердак следить за нашей безопасностью. Я обещал поменять его ближе к утру.

В небольшой натопленной квартире, да еще столь густо заселенной, веки закрывались сами собой. Хорошему сну не послужили помехой и наглые ручонки Алисы, которая все норовила залезть в штаны, ни раскатистый храп Гром-бабы, ни музыкальное сопение Психа. Я провалился в дрему, как срочник после ночного стояния на «тумбочке».

Поэтому когда меня грубо и бесцеремонно стали трясти за плечо, я сдержался, чтобы не ударить хама. Понимание, где я нахожусь, и самое главное, зачем, пришло не сразу.

— Дядя Шип, — взволнованно пропищал Крыл.

Я прижал палец к губам и поднялся, под недовольное бормотание Алисы. Видимо, даже во сне она занималась сексом. И хорошо бы, если со мной.

— Там! — показал пальцем Крыл наверх.

Я наспех оделся и отправился вслед за пацаном на чердак. Крыл пробрался к слуховому окну, распахнул его, но указал не на одну из улиц, а наверх.

— Слышишь?

В звенящей тишине не сразу, а с некоторым запозданием раздался приглушенный частый звук выстрелов. Я даже оружие определил. Тот самый пулемет Слепого тире Гром-бабы. Молодожены пожилого возраста так и не договорились, к сумочке кого из них он больше подходит.

— Что это, дядя Шип? — спросил Крыл.

— Это проплывает труп нашего врага. Обращенные решили сделать всю работу за нас.

Я испытывал довольно неоднозначные эмоции. С одной стороны, Молчуны мертвы — это здорово. Не то, чтобы целью всей моей жизни с недавнего времени стала месть. Но живыми они представляли для нас опасности больше, чем мертвые. С другой, обращенные вряд ли похоронят предателей со всеми почестями. Наверное, сварганят какое-нибудь рагу на скорую руку или, что более вероятно, сожрут так, со всей требухой. А это значит, что наши «куколки» скоро станут бабочками. И внутреннее чутье мне подсказывало, что в данном факте нет совсем ничего хорошего.

Выстрелы стихли довольно скоро и ночь распушила свои пушистые безмолвные крылья. Как ни старались мы вслушиваться, ничего не могли разобрать, кроме тихого скулежа ветра. Конечно, существовал вариант, что Молчуны отбились. Но как по мне, существовал он где-то в параллельной вселенной. Там же, где в депутаты не брали спортсменов, которые и школу-то кое-как закончили, чиновники не воровали, а армия являлась самым простым социальным институтом, а не одним из способов угробить молодое здоровье.

Я сплюнул под ноги. Сам не понял, чего так разозлился. Из-за Молчунов или обращенных? Вроде как все шло ровно по тому сценарию, на который я рассчитывал. Однако создавалось ощущение, что было в уравнении одна из переменных. Та, которую именно сейчас я не увидел. И будьте уверены, она вылезет в самый неподходящий момент.

Больше я не спал. Отправил Крыла отдыхать, а сам остался на крыше, пытаясь соблюсти баланс между зимой, ночью и водкой. К сожалению, все склонялось в пользу водки. Мне пришлось заставить себя достать хотя бы галеты, чтобы те скрипели на зубах в перерывах между приемом алкоголя. Как настоящий военный, я дошел в своем мастерстве до того момента, когда мог выпить бутылку водки, а то и больше, совсем не закусывая. Лишь изредка кряхтя и шумно вдыхая носом воздух.

Когда рассвет поднялся над ненавидимым Городом, меня прибрало окончательно. Если на чердаке мороз еще как-то позволял держать себя в руках, то стоило спуститься в натопленную квартиру, как бедное существо по кличке Шип развезло окончательно.

— Мда, — глубокомысленно протянула Гром-баба, глядя, как меня придавливает к матрасу. К своему стыду, встать не было никаких сил. Будто на Юпитере оказался. — И что же у нас за праздник такой?

— День татарской конной авиации, — мне показалось, что сказано было довольно четко. Даже отсалютовал себе мысленно.

— Совсем лыка не вяжет, — хлопнула по бокам Громуша, чем немного расстроила меня. Внутреннее я ощущал себя огурцом, разве что тело чуток подводило. — Алиса, смотри, чтобы он больше не бухал. Я что-нибудь горячего покушать сделаю. Иначе мы тут надолго застрянем.

— И вот нравится тебе напиваться до скотского состояния? — сурово взглянула на меня пассия.

— Не то, чтобы очень, — буркнул я.

— Тогда зачем?

— А почему бы и нет? — ответил вопросом на вопрос я.

— Отец говорил, что мужчины начинают пить, когда у них в душе пусто, — задумчиво сказала Алиса. — Вы в этом смысле намного слабее женщин, легче надламываетесь. И всеми способами пытаетесь заполнить эту внутреннюю пустоту. Алкоголь лишь одна из вариаций.

Я промолчал. В кой-то веки ветреная, вздорная и охочая только до одного дела Алиса была права. Сколько мне сейчас? Лет пятьдесят, плюс-минус. Что у меня в анамнезе? Разведен, есть сын, который, если отталкиваться от меня, вряд ли живет с папкой. Я на хрен никому не нужный мужик, только и способный вспоминать о былых временах. Видимо, именно там, на военной службе, мне и было хорошо. А на гражданке я себя не нашел.