ближе к политическому центру. В эру набирающей обороты демократии это положение оказалось выигрышнее для партии привилегированных.

* * *

Главными героями выборов 1922 и 1923 годов стали лейбористы. Партия получила 142 места в 1922-м (плюс 80 по сравнению с предыдущим созывом) и 191 – в 1923-м. Эта цифра выглядела очень успешной по сравнению со 115 парламентариями-либералами, недавно объединившимися под руководством Асквита, и всего на 70 мест отличалась от показателей тори. Во время двух этих выборов лейбористы окончательно утвердились как главная оппозиционная консерваторам сила; через два десятилетия после основания партия «неимущих» оказалась совсем рядом с властью. Среди причин возвышения лейбористов особенно выделялись две: во-первых, в послевоенной Британии сильно распространился радикализм, а во-вторых, партия приобрела огромную популярность среди рабочего класса и низов среднего, получивших в 1918 году право голоса.

Лейбористы представляли новоиспеченные слои избирателей в самом буквальном смысле слова labour – труд: на скамьи парламентов 1922 и 1923 года сели выходцы из рабочего класса и из низов среднего. Вхождение «масс» в Вестминстер внесло существенные поправки в его этикет. Скромно одетые члены парламента родом из северных графств и Шотландии в своих речах прибегали к страстному «уличному» стилю, обличая безработицу или выражая солидарность с непривилегированными гражданами. Однажды новоприбывшие депутаты принялись громко распевать социалистический гимн партии, «Красный флаг», – к вящему ужасу спикера, немедленно прервавшего сессию. Газета Morning Post осудила такой акт «большевистского устрашения», а консерваторы заклеймили песню как «гимн ненависти».

Но наряду с радикально настроенными рабочими в палату общин вошел и другой вид парламентариев от партии труда – из среднего класса. Никто из избранных в 1918 году лейбористов не оканчивал частной школы, и всего один учился в университете; подавляющее большинство депутатов происходили из рабочей среды, и их спонсировали профсоюзы. В парламенте 1923 года выпускников частных школ было уже девять, 21 человек имел университетское образование, и выдвинутые тред-юнионами кандидаты не составляли большинство. Среди новых парламентариев встречались интеллектуалы из среднего класса, связанные с Фабианским обществом и старой Независимой лейбористской партией, например Клемент Эттли, выпускник Оксфорда и ветеран битвы у Галлиполи. Другие совсем недавно перешли к лейбористам от либералов – из отчаяния, вызванного бесполезностью старой партии. Лейбористы, таким образом, перестали представлять один слой общества и занимать профсоюзные скамьи в парламенте; организация начала напоминать социалистический союз рабочего и среднего классов, к которому так стремился Рамсей Макдональд после войны.

Совершенно естественно, что именно его, вернувшегося в парламент в 1922 году, лейбористы выбрали лидером. На пост претендовал также ставленник профсоюзов Джон Клайнс, но Макдональд, в отличие от соперника, был больше приспособлен к парламентской деятельности и к тому же обладал недюжинным ораторским даром. Его склонность к лирике, а также острое политическое чутье и инстинкт самосохранения порождали сравнения с Ллойд Джорджем. До сих пор лейбористы были партией протеста и практической политики, и Макдональд мог похвастаться мастерством и в том и в другом.

Однако, несмотря на все эти качества, он выиграл гонку за лидерство лишь с минимальным отрывом, и революционное крыло партии вскоре принялось сетовать на его умеренный вариант эволюционного социализма. Он считал, что общественный прогресс вполне достижим исключительно парламентскими методами; у британского общества, аргументировал он, «огромный потенциал к сопротивлению переменам» из-за мощного «наследия привычек, образа мыслей и традиций». И эта наследственная инерция означает, что изменения следует вводить постепенно. Макдональд верил, что лейбористы способны навсегда сменить либералов в качестве главной оппозиционной консерваторам силы; социалистическая утопия может и подождать.

191 место лейбористов в нижней палате означало, что теперь именно они – самый крупный защитник свободной торговли. Поскольку избиратели явно предпочитали эту политику протекционизму тори, Асквит заявил, что лейбористы заслужили право управлять страной при поддержке его профритредерской партии. Втайне лидер либералов надеялся, что правительство меньшинства быстро мутирует во фритредерскую коалицию, которую он – Асквит – и возглавит. «Неотесанные» и «убогие» люди, сидевшие рядом с Макдональдом на передней скамье, предполагал Асквит, скорее всего, развалят немощное лейбористское правительство. В среде политической элиты царило ощущение, что лейбористская администрация неизбежна и что сейчас наиболее безопасный момент для ее испытания. Болдуин и Чемберлен встали именно на эту позицию: лейбористское правительство меньшинства «будет слишком слабым, чтобы натворить много бед», замечал последний, «но не слишком слабым, чтобы себя дискредитировать».

Тем не менее немало видных общественных фигур испытывали шок при мысли о лейбористах, управляющих страной. Судя по дискуссиям о возможной рабочей администрации, многих нервировала перспектива «захвата власти» социалистами. Сити и пресса эхом откликались на страх и гнев политической верхушки, и Асквит получал «со всех сторон призывы, угрозы и мольбы – вмешаться и спасти страну от ужасов социализма и конфискаций». Однако глава либералов, как и его консервативный соперник, решил не вставать на пути у людей Макдональда из опасений вызвать возмущение в стране.

Но примут ли лейбористы чашу, в которой может оказаться яд? Многие выступали против, опасаясь, что правительство меньшинства обречено на провал. Другие предупреждали, что партию идеалистического социализма запятнает сама политическая система, консервативная по сути своей. Макдональд возражал: лишь приняв назначение, они смогут доказать, что «способны править». Необходимо показать всем, говорил он, что лейбористы умеют работать в рамках существующей политической организации. Откажись они от такой возможности, и все электоральные достижения с начала войны будут перечеркнуты. В конце концов точка зрения Мак-Дональда возобладала над другими.

Итак, в Британии создавалось первое лейбористское правительство, к ужасу и потрясению иных пуристов внутри самой партии. Один член нового правительства поражался «странному повороту колеса фортуны», которое привело «хилого клерка» (Макдональд), литейщика (Хендерсон) и «Клайнса с завода» в Букингемский дворец, где король вручил им государственные печати. Сам Георг V испытывал не меньшее потрясение и задавался вопросом: «Интересно, что бы сказала бабушка [Виктория] о лейбористском правительстве». Тем не менее новый премьер-министр впечатлил монарха, который поверил, что тот «собирается действовать во благо». Более того, меж двух таких мало схожих людей родилась дружба, оказавшаяся впоследствии весьма продолжительной. С точки зрения короля Георга, «социалист» Макдональд выгодно отличался от бесцеремонного Ллойд Джорджа и «праздного» Болдуина, да и Лейбористская партия больше не представляла жуткой угрозы короне, вычистив из своей программы все следы республиканизма в начале 1920-х годов. Что же касается Макдональда, то королевская благосклонность открыла ему дорогу в высшее общество. Часть лейбористов с задних скамей начала называть своего лидера «джентльмен Мак», что в перспективе вряд ли сулило внутрипартийную гармонию.

Как правительство меньшинства, кабинет Макдональда не имел возможности проводить радикальные социально-экономические решения, но это в общем согласовывалось с целями премьер-министра. Хотя в кабинете министров впервые в истории большая часть людей происходила из рабочего класса, Макдональд также пригласил несколько бывших либералов и кое-каких аристократов. Ключевой пост канцлера он отдал Филипу Сноудену, согласному с премьером: лейбористы должны «показать стране, что действуют не