окна и нанять человека, чтобы он ухаживал за садом в наше отсутствие.

— Наташа, — окликает меня Сима, когда я встаю с дивана, и продолжает тише: — Я заметила у Динара на рубашке кровь. Он сказал, что ничего страшного, но, похоже, один из осколков попал ему в руку.

— Достань аптечку и покажи ему, где можно обработать рану. Хотя... он и так знает где. Просто дай аптечку.

Меня до сих пор потряхивает от случившегося, я запрещаю себе думать, что было бы, если бы Динар не закрыл собой Тима. А ещё я чувствую себя ужасной матерью, неспособной защитить ребёнка от опасности. Пусть даже нелепой и случайной.

Мы поднимаемся с сыном в детскую. Я отвлекаю его игрушкой и сама немного успокаиваюсь. Сима возвращается через пятнадцать минут, сообщает, что убрала осколки, а Динар остался на первом этаже и ждёт людей, чтобы те сделали замеры и впоследствии заменили окна на кухне и в гостиной.

— Хоть бы завтра к утру всё сделали, — выдыхает она и садится в кресло.

— Что с рукой Динара?

— Чуть выше локтя задело осколком. От помощи он отказался, но я не знаю, справится ли сам. Сходи, посмотри? — предлагает она.

Я спускаюсь вниз. Динара нет ни в гостиной, ни на кухне. В доме тишина. Лишь ветер завывает на улице. Иду в ванную комнату. Стучусь в дверь и приоткрываю её. Асадов стоит у зеркала в одних брюках. Испачканная рубашка лежит на полу у ног. Хочу предложить помощь, но все слова застревают комом в горле, когда я задерживаю взгляд на его обнажённой груди.

— Выйди, Наташа, — просит он и отворачивается, но я успеваю заметить изменения на его теле и застываю в дверном проёме.

Со слов Марины я поняла, что в тот день, когда погибла Карина, Асадов легко отделался, но теперь вижу, что это не так.

— Наташа, выйди, я сказал, — твёрже повторяет он, и в голосе появляются недовольные нотки.

23 глава

Наташа

Динар берёт бинт и пытается перевязать руку. Порез глубокий, крови много. В раковине лежит осколок стекла. Возможно, не закрой он собой Тима, этот кусок попал бы сыну в лицо...

— Давай помогу. Ты не справишься один. И потом я принесу тебе что-нибудь из вещей Макса, — предлагаю я, бросая взгляд на испорченную рубашку на полу.

Подхожу ближе к Динару, и ему ничего не остаётся, как повернуться. Он опускает на меня проницательный взгляд, от которого хочется спрятаться. Теперь я отчётливо вижу, что шрамов на груди больше, чем один. Рассматриваю отметины на его теле, поджав губы. Как это случилось? В тот день, когда умерла Карина, или это был не единственный раз? А вот этот шрам ниже ключицы с левой стороны... Пуля должна была попасть в сердце?.. Хочется протянуть руку и коснуться каждого, но нельзя. Вместо этого я сглатываю ком в горле, заставляю себя дышать. Мысль, что он мог умереть, неприятно царапает нервы.

— Ты же вроде помочь хотела? Или так и будешь стоять?

Не понимаю, почему он не хочет, чтобы я смотрела. Ему неприятно? А мне думать невыносимо, что его могли убить!

— Как это случилось? — спрашиваю, придав голосу спокойные интонации, но он всё равно дрожит.

— Что именно?

Я поднимаю глаза и смотрю в бледное лицо с плотно сжатыми челюстями. Желание коснуться отметин становится сильнее, аж кончики пальцев покалывает.

— Тебе до сих пор угрожает опасность?

Странный выходит разговор, но ещё более странно — находиться рядом с ним в одной комнате и чувствовать себя так, словно не было никакой разлуки.

— Я бы и близко не подошёл к твоему дому, тем более к ребёнку, если бы это было так. Я веду обычную жизнь, занимаюсь бизнесом, никого не трогаю. Меня — тоже.

— И как давно?

— Ты можешь ни о чём не переживать. Вам с Тимуром ничего не угрожает.

— А Степан? Зачем он был рядом?

— Меры предосторожности. Из-за Макса. Вот с ним как раз опасно было встречаться. В больнице я едва сдержался, чтобы не ударить его в ответ. Но сдержался. В первую очередь из-за тебя. Если бы начал отвечать, то обоим сорвало бы тормоза, и тогда… Ты знаешь, на что каждый из нас способен в таком взвинченном состоянии.

Та сцена… Я не хотела этого. С самого начала. И никогда о ней не забуду. Они ведь из-за меня...

— Писк приборов и твои глаза, — грустно вздыхает Асадов. — Мне кажется, я до сих пор слышу этот звук. Прости, ты не должна была этого видеть.

Ещё один снаряд в моё сердце. Я же не железная, Динар. Сколько можно мучить меня?

— Хорошо. Фактически не угрожает, а теоретически? — жёстче произношу я.

— Теоретически… — Его губы трогает едва заметная улыбка. — В данный момент времени я могу умереть от кровопотери. Это считается?

— А Тим мог пострадать от осколков стекла, — тихо говорю я и перевожу взгляд на руку Динара. — Если бы не твоя реакция... Это моё упущение. В доме давно не было ремонта.

Динар садится на бортик ванны. Я накладываю тугую повязку. Движения выходят быстрыми и резкими из-за волнения. Сердце выпрыгивает из груди. Асадов морщится весь процесс и криво усмехается в конце, когда я делаю бантик.

— Можно же было капельку нежнее?

— Разве бантик не компенсировал отсутствие нежности?

Напрасно ты думаешь, что я хочу сделать тебе больно, Динар. Не хочу.

— Что произошло два года назад? — спрашиваю прямо.

— Наташа, я пришёл сегодня к сыну, а не о прошлом разговаривать. Если хочешь, можем как-нибудь встретиться, где-нибудь посидеть. Но это изначально провальная идея, потому что ты ещё не готова.

— Ко встрече или услышать правду?

Он поднимается и приближается ко мне.

— Подбородок дрожит, взгляд мутный, сердечко выскакивает