— Те, кто пытается основать свой брак на совместной деятельности, как правило, заканчивают соперничеством. Складывается нелепейшая ситуация: умные и сильные мужчины вынуждены вести борьбу с еще недавно скромными и хрупкими женщинами. Нет, мужчина должен соединять свою судьбу с женщиной, которая будет ему благодарна, как Бетти благодарна мне.

— Ты не очень-то задирай нос, Теодор Ван Бек, — вмешалась в разговор Бетти. — Поскольку ты считаешься хорошим музыкантом, уж лучше тебе выражать мысли в музыке, а языком своим молоть поменьше.

— Я не согласна с вашим мужем, — сказала миссис Рутвен. — Взять, к примеру, английских женщин: они охотятся вместе со своими мужьями и на равных с ними занимаются политикой, что лишь способствует укреплению семьи.

— А вот и нет, — возразил Тедди. — Как раз поэтому в английском обществе и царит неразбериха, как ни в одном другом. Мы с Бетти счастливы благодаря тому, что наши интересы ни в чем не пересекаются.

Его очевидное преуспевание и бьющий через край оптимизм действовали Стюарту на нервы, напоминая о его собственной неудавшейся жизни. В те минуты ему не дано было знать, что финал этой жизни никто не посмеет назвать провальным. И он, конечно же, не мог заранее прочесть прекрасную эпитафию, которая через три года будет гордо высечена на его солдатской могиле, как не мог предположить, что его тело, никогда не щадившее себя в спорте и на войне, окажется способным на еще одно, последнее героическое усилие перед уходом в вечность.

— Меня забраковали, — жаловался он миссис Рутвен, — и теперь я обречен торчать здесь приписанным к «Эскадрону А»,[34]если только наша страна не вступит в войну.

— А Хелен, стало быть, уехала. — Миссис Рутвен посмотрела на него задумчиво. — Никогда не забуду вашу свадьбу. Вы оба были так красивы и так идеально подходили друг другу! Об этом говорили все, кто вас видел.

Стюарт помнил те дни; и это воспоминание было сейчас едва ли не единственным, еще доставлявшим ему истинную радость.

— Да, — согласился он, — полагаю, мы были красивой парой.

Синеглазая девочка с еще не сошедшим летним золотистым загаром повторно позвонила в дверь дома Эплтонов, а затем обернулась к стоявшей позади негритянке.

— Там внутри кто-то есть, Хейзелдаун, я слышу шаги. Оставь чемодан на крыльце и можешь возвращаться к миссис Мартин.

— А вы уверены, что эти люди вас ждут?

— Миссис Мартин договаривалась по телефону с двумя семьями, так что если не у Сиднеев, то здесь меня должны принять. На улице уж точно не останусь, — добавила она с вымученной улыбкой.

Девочку звали Долли Хейнс, ей было тринадцать лет.

Дверь наконец распахнулась, и Долли увидела совершенно незнакомого парня. Озадаченная, она вновь повернулась к Хейзелдаун:

— Нет, подожди. Возможно, тут какая-то ошибка.

— Эплтоны куда-то запропастились, — сказал парень. — Меня впустила служанка, но теперь и та неизвестно где.

Видя ее колебания и отметив про себя, что девчонка очень даже ничего, он поспешил добавить:

— Но ты заходи, буду рад компании. Я тут отираюсь уже часа два.

Лет пятнадцати, высокий (но не долговязый), с румянцем во всю щеку и улыбкой во весь рот; одет свободно и просто. Долли он сразу понравился, и этого было достаточно, чтобы принять решение.

— Спасибо большое, Хейзелдаун, — сказала она. — Передай почтальону этот мой адрес и не забудь принести мои вещи из прачечной, когда будут готовы.

Парень взял ее чемодан, и Долли последовала за ним в гостиную, где оба устроились на диване и уже через пять минут болтали непринужденно, как давние друзья.

Кларк Кресуэлл включил радио.

— Мне начинает казаться, что это мой собственный дом, — сказал он. — Ты бывала здесь раньше?

— Это будет уже третий раз — если они меня примут. Я вот так переезжаю из дома в дом с самого апреля, когда заболел папа. Жуть как устала от всего этого.

— Могу тебя понять. — Кларк помрачнел. — Мои родители погибли при наводнении в Китае, когда мне было два года, и меня прислали оттуда домой, как заказную бандероль. С той поры я везде только гость. Но у Эплтонов я не живу, просто приглашен на обед. В моей школе сейчас эпидемия кори, и я приехал погостить к своей тете, мисс Грейс Терхьюн.

При этом имени Долли машинально распрямила спину:

— Ого, да она замдиректора в моей школе!

— Но я в этом не виноват.

Конечно, у нее и в мыслях не было в чем-то его винить.

— Давай затопим камин, — предложил он, и Долли согласилась, что горящий камин — это здорово.

Они сидели у огня, болтая о том, какие вещи нравятся парням в девчонках, и о всякой такой всячине, пока не объявилась служанка, которая позвала Долли к телефону. Звонила миссис Эплтон:

— Извини за задержку, Долли. На шоссе близ Аннаполиса мы сбили свинью и подумали, что это был человек. Она была ну прямо как человек… Я велела Эвелин приготовить ужин для тебя и Кларка.

Перед возвращением в библиотеку Долли оглядела себя в зеркале. Радостное чувство, которое она сейчас испытывала, было особенным, не похожим на другие счастливые моменты в ее жизни, и она захотела выяснить, как это отразилось на ее внешности. Вновь усевшись перед камином, она сказала:

— Продолжим.

— А на чем мы остановились? — спросил Кларк.

На другой день почтальон доставил ей приглашение на вечеринку в Хеллоуин и письмо от отца:

Ты всегда огорчалась, что у нас так мало родни. Ну вот, один родственник у тебя объявился. Мой кузен Чарли Крейг (твой дядя!) возвращается домой, проведя десять лет в Европе. Он живет по адресу: Сент-Пол-стрит, 2008. Навести его — он писал, что в мое отсутствие будет рад дать тебе приют или же задать перцу. Он, вообще-то, с причудами, но думаю, тебе он понравится.

Новость была очень интересной, но в данное время ее перевешивало по значимости присутствие в городе Кларка Кресуэлла. Правда, присутствие это было сродни призрачному, так как Долли за всю неделю больше ни разу его не видела. В конце концов она стала наводить справки о нем среди школьных подруг, которые, в свою очередь, подключались к розыскам Кларка, и вскоре тот превратился в своего рода легенду: «Встречал ли хоть кто-нибудь Кларка Кресуэлла?»