– Какая разница куда? – вспыхиваю я, не в силах терпеть его близость теперь, когда он еще раз показал, как дешево я стою. – Да хоть на панель! Кажется, у меня талант добиваться своего, торгуя доступностью и голыми ногами! Чего добру пропадать!.. Открой, Рыжий, не то выпрыгну в окно!

Мы оба молчим, глядя друг на друга, пока Бампер не отвечает, удерживая меня на месте ледяным взглядом:

– Не выпрыгнешь, на окнах решетки.

– Выпусти.

– Нет.

– Я буду кричать.

– Кричи. Это клуб, девочка. Вряд ли тебя кто-то услышит. Ты уйдешь отсюда только со мной.

Я чувствую, как у меня дрожат ноги от вползающей в тело слабости. От беспомощности, непривычной и незнакомой мне, от обиды, кислотой растворяющей панцирь защиты, которым я всегда укрывала себя. От того, насколько я внезапно оказалась перед ним слабой.

Наша пауза в диалоге взглядов затягивается, и я вдруг понимаю, что плохо вижу стоящего передо мной парня. Бампер словно размывается, стирается в появившемся между нами мутном стекле, и я не сразу догадываюсь, что видеть его мне мешают слезы, предательски выступившие в глазах. Сорвавшиеся на щеки по-детски крупными горошинами.

Мне хочется крикнуть, так громко, чтобы он услышал, чтобы понял насколько мне сейчас больно и тошно от самой себя, но голос тоже предает меня, прозвучав откровенно жалко и тихо:

– Я не разрешала тебе… не разрешала…

У меня так и не получается договорить, Рыжий догадывается сам.

– Когда это касается тебя, мне не нужно разрешение, Коломбина.

Зато пощечина выходит хлесткой и звонкой. Такой сильной, что у меня тут же немеет ладонь, а у Рыжего багровеет щека и закрываются глаза.

Я все-таки ухожу, достав из кармана ключ и оставив его одного в кабинете. Бреду одна по городу под дождем, давая волю слезам, понимая, что не добилась своим визитом ничего – не спасла ни себя, ни Мишку, пока чьи-то руки не находят меня и не толкают в машину. А знакомый голос шипит в ухо зло, насильно усаживая в кресло, щелкая у бедра замком ремня безопасности:

– Дура! Какая же ты дура у меня!

* * *

Я возвращаюсь в клуб часа через два, – утрясти дело с новичками оказалось не так просто, как и предполагал, но в целом мой ответ был ясен. Мы заходим с Люком в кабинет уже за полночь – разделить долю в деньгах, закрыть добро в сейф и обговорить рабочие моменты, и только тут он решается спросить меня.

– Что с тобой, Рыжий? Мы виделись днем – все было нормально, а сейчас ты сам не свой. Что-то случилось?

Я не привык играть с другом в дешевые игры, мы знакомы не первый день, так что юлить не имеет смысла. Да и он из тех людей, кому легче сознаться, чем соврать.

– Случилось, Люк, – я опускаюсь в кресло, вытягивая перед собой ноги. – Кажется, я сегодня здорово облажался.

– Нужна помощь? – Люков садится на стол, кладя рядом с собой кейс с деньгами и поднимая на меня заинтересованный взгляд. – Если туго материально – скажи, помогу. Хотя на твою лисью морду это совсем не похоже.

– Если бы, – усмехаюсь я. – Ты же знаешь, деньги меня любят. В личном туго, Илюха, а здесь ты мне не помощник.

Люков стягивает куртку и бросает в кресло. Потянувшись над столом, наливает в стакан воду из графина, только что принесенного официанткой.

– И все-таки, Бампер, скажешь, в чем проблема? – настаивает, поднося стакан ко рту. – А вдруг.

– Ну, если только вдруг… – Я чиркаю зажигалкой, подхватывая зубами сигарету. С жадностью затягиваюсь дымом, щуря глаза. – В Коломбине.

– В ком? – удивляется Илья. – Рыжий, ты что, пересмотрел комедий?

И я, пожав плечом, соглашаюсь: а почему нет?

– Пожалуй, да. Не поверишь, до звезд в глазах.

На моей щеке до сих пор горит след от ладони девушки, и друг неохотно признает:

– Заметно, судя по тому, как ты хреново выглядишь. Хорошо хоть причина не в Пьеро.

– Кто бы говорил, птицелюб, – беззлобно огрызаюсь я, но Люков всегда умел ловить с полуслова и сейчас понимает меня правильно.

– Уточни. Верно ли я понял, Рыжий? Ты что, влип?

– Всерьез, – признание срывается с губ неожиданно легко, как будто давно просилось. – Так же, как ты со своим воробышком. Сам поражаюсь, что так зацепило. Ты же меня знаешь.

На губах друга появляется редкая улыбка.

– Знаю. Так в чем беда-печаль, парень? – он отставляет стакан в сторону, разворачиваясь ко мне. – Не дает? Или не любит? Не поверю, что ты настолько невезуч.

– Издевается, – я тоже умею скалиться.

– Даже так?

– Над собой. Считает, что у нас с ней похоть. Как тебе?

Темные глаза друга смотрят с интересом.

– А точно не похоть, Бампер?

Я задумываюсь, глядя на медленно исчезающее у его плеча кольцо дыма.

– А черт его знает, Люк. Я сегодня впервые в жизни изменил своим интересам, и все из-за нее.

– Этого мало, Рыжий.

– Когда ей больно, я чувствую себя последним мудаком.

– А вот это уже кое-что.

– А еще мне хочется… Всегда хочется…

– Только с ней, да? Желательно часто и много.

– Че-ерт! Люк, да пошел ты! – огрызаюсь я, когда улыбка на лице друга становится шире. – Устроил, мать твою, допрос с пристрастием!

Илюха смеется, а я вбиваю сигарету в пепельницу, отворачивая кресло к окну. Встав с него, запускаю пальцы в волосы и тут же роняю ладонь к бедру, шумно выдыхая:

– Я ей тоже небезразличен, уверен, только она хрен признается. Слишком памятным было наше знакомство, да еще и Карловна моя постаралась. Самооценка у девчонки равна нулю, а вот гордость зашкаливает.

– Опасное сочетание, Бампер. Трудно тебе придется. Но здесь я тебе, и правда, не помощник, – откликается Люков. – Разве что йодную сетку на синяк наложить, чтобы не отсвечивал.

Когда в Люкова летит схваченный с подоконника теннисный мяч, он легко ловит его и тут же посылает мне в ответ. Мы давно практикуем с ним подобные игры, но сейчас я беру молчаливую паузу, чтобы оборвать ее спокойным:

– Ничего, справлюсь, Люк. Как прежде я уже не хочу.

– Лучше скажи – не сможешь, и я, так и быть поверю в то, что Рыжего всерьез проняло.

– Хорошо, не смогу. Но ты, клянусь, сам напросился!

* * *

Чертова муха! Она залетела в комнату через открытую форточку и битый час кружит под потолком, мешая спать. Я натягиваю одеяло на голову и утыкаюсь носом в подушку, отворачиваясь к стене.

– Т-таня? М-можно к тебе? – из-за двери раздается тонкий голос Снусмумрика. Третий раз за утро.