в одиночку направился через саванну к кучке индейских хижин. Четверо или пятеро представителей племени шириана сидели на порогах своих обиталищ, но, когда он подошел к ним, даже не подняли глаз. Хенти обратился к ним на языке народа маку, на котором знал несколько слов, но индейцы не подали виду, поняли ли они хоть что-нибудь. Тогда он нарисовал на песке каноэ, затем проделал несколько энергичных движений в воздухе, имитируя действия, необходимые для строительства лодки, ткнул в сторону индейцев, потом указал на себя и в завершение, изобразив жестами, будто бы дает им что-то, нацарапал на земле схематичные обозначения ружей, шляп и некоторых других предметов торговли. Какая-то женщина захихикала, но прочие никак не отреагировали на эту попытку контакта, и Хенти ушел несолоно хлебавши.

За полуденной трапезой мистер Макмастер обратился к нему с такими словами:

– Мистер Хенти, индейцы рассказали мне, что вы пытались с ними поговорить. Если вам что-то от них нужно, будет проще обратиться к ним через меня. Видите ли, без моего позволения они не станут ничего делать, поскольку считают себя – и в большинстве случаев совершенно справедливо – моими детьми.

– Вообще-то я расспрашивал их насчет каноэ.

– Я так и понял… А теперь, если вы покушали, мы могли бы приступить к следующей главе. Эта книга такая захватывающая!

Они покончили с «Домби и сыном»; почти год минул с того дня, когда Хенти покинул Англию, и мрачное предчувствие вечной разлуки с родиной усугубил найденный между страницами «Мартина Чеззлвита»[102] документ, написанный неровным почерком карандашом:

1919 год

Я, Джеймс Макмастер из Бразилии, клянусь Барнабасу Вашингтону из Джорджтауна, что, если он и вправду дочитает «Мартина Чеззлвита», я отпущу его, как только он закончит.

Внизу стоял жирный карандашный крестик, а еще чуть ниже приписка: «Этот крестик поставил мистер Макмастер, засвидетельствовано Барнабасом Вашингтоном».

– Мистер Макмастер, – начал Хенти. – Я вынужден высказаться откровенно. Вы спасли мне жизнь, и, вернувшись в цивилизованный мир, я сделаю все, что в моих силах, чтобы отблагодарить вас. Но сейчас вы удерживаете меня здесь против моей воли. Я требую, чтобы вы меня отпустили.

– Но, друг мой, кто же вас удерживает? Вы свободны, можете уйти в любой момент, когда пожелаете.

– Вы прекрасно знаете, что без вашей помощи я никак не смогу уйти.

– Что ж, тогда вы должны потешить старика. Прочтите мне еще одну главу.

– Мистер Макмастер, клянусь всем, чем вашей душе угодно, что, добравшись до Манаоса, я найду кого-нибудь, кто займет мое место. Я найму человека, который будет читать вам весь день напролет.

– Но я не хочу никого на ваше место. Вы читаете превосходно.

– Сегодня я читал вам в последний раз.

– Надеюсь, что это не так, – любезно возразил мистер Макмастер.

Этим вечером подали только одну тарелку с вяленым мясом и маниокой, и мистер Макмастер ужинал в одиночестве. Хенти лежал молча, вперив взгляд в потолок из пальмовой соломы.

И на следующий день перед мистером Макмастером была лишь одна тарелка, но на этот раз обедал он, держа на коленях заряженный дробовик. Хенти возобновил чтение «Мартина Чеззливита» с того места, на котором оно было прервано.

Недели влачились в томительной безысходности. Были прочитаны «Николас Никкльби», «Крошка Доррит» и «Оливер Твист». Неожиданно в саванну заявился странник, старатель-полукровка, один из тех одиночек, которые всю жизнь блуждают по лесам, выискивая ручьи, промывая гравий и унция за унцией наполняя кожаный мешочек золотым песком; чаще всего они умирают от теплового удара или голода, с золотом на пятьсот долларов, висящим на шее. Мистер Макмастер пришел в смятение от визита старателя и, снабдив его маниокой и пассо, ухитрился спровадить восвояси меньше чем за час, но за этот короткий отрезок времени Хенти успел нацарапать свое имя на клочке бумаги и сунуть его в ладонь незнакомца.

Отныне у него появилась надежда. Дни тянулись, подчиненные незыблемому распорядку: кофе на рассвете, утреннее безделье, пока мистер Макмастер хлопочет по хозяйству на ферме, маниока и пассо в полдень, Диккенс на оставшийся отрезок дня, маниока, пассо, а порой даже немного фруктов на ужин, тишина от заката до рассвета с тусклым светом фитилька в плошке с говяжьим жиром и едва различимой соломенной кровлей над головой; но Хенти жил в тихой уверенности ожидания.

Рано или поздно, в этом году или в следующем, старатель прибудет в бразильскую деревню и расскажет, на кого случайно наткнулся. Пресса не могла обойти вниманием бедствия экспедиции Андерсона. Хенти воображал заголовки во всех популярных изданиях; может статься, и сейчас поисковые партии прочесывают местность в тех краях, где он побывал, и вот-вот английские голоса зазвучат над саванной и дюжина собратьев-путешественников прорвется через кустарник на опушку. Даже во время чтения, пока его губы механически повторяли напечатанные строчки, сознание было далеко от сумасшедшего старика, сидящего напротив, а воображение рисовало картины возвращения домой – постепенного привыкания к цивилизации; вот он побрился, купил новый костюм в Манаосе, телеграфировал насчет денежного перевода, получил поздравительные депеши; вот он наслаждается неторопливым путешествием по реке в Белем, а затем на океанском лайнере плывет в Европу, смакует отличный кларет и с аппетитом поглощает свежее мясо и молодые овощи; вот он смутился при встрече с женой, не зная, как к ней обратиться… «Но, милый, тебя не было куда дольше, чем ты говорил. Я уже начала думать, что ты заблудился…»

Но мистер Макмастер прервал его грезы:

– Не могли бы вы прочитать этот отрывок еще раз? Это место мне в особенности нравится.

Шли недели; ничто не говорило о спасении, но Хенти жил надеждой на то, что может случиться завтра; он даже испытывал некое подобие сердечности по отношению к своему тюремщику и потому с легкостью дал согласие, когда тот после долгой беседы с соседом-индейцем пригласил Хенти на пирушку.

– Это один из местных праздников, во время которого готовят пивари, – пояснил старик. – Оно может вам не понравиться, но попробовать стоит. Сегодня вечером мы отправимся к дому этого человека.

На том и порешив, после ужина они присоединились к группе индейцев, которые собрались вокруг костра в одной из хижин на другом краю саванны.

Индейцы равнодушно и монотонно пели, передавая по кругу большой калебас с какой-то жидкостью и по очереди к нему прикладываясь. Для Хенти и мистера Макмастера принесли персональные чаши, а для сидения им предоставили гамаки.

– Вы должны выпить все залпом, не опуская чашу. Таковы здешние правила хорошего тона.

Хенти проглотил темную жидкость, стараясь не обращать внимания на вкус. Однако он вовсе