Николас пошевелился и медленно открыл глаза. Потом протер их и, окончательно проснувшись, резко выпрямился. Взглянув на постель, он понял, что жена за ним наблюдала, и несколько смутился.

– Джорджия… Гм… доброе утро, – пробормотал он, откашлявшись. – А что тебя так заинтересовало?

– Ты храпишь, – сказала она с улыбкой.

– Храплю? Нет-нет, не может быть…

– В этом нет никаких сомнений. Возможно, ты храпишь только в тех случаях, когда спишь сидя, но ты определенно храпишь.

Николас ненадолго задумался.

– И тебе не терпелось сообщить мне об этом? Представь, что я сказал бы тебе, что ты тоже храпишь. Что бы ты почувствовала?

– Но я-то не храплю, – невозмутимо ответила Джорджия. – У меня сон не очень крепкий, так что я бы проснулась от собственного храпа.

Николас снова потер глаза.

– Я только что понял одну вещь, – сказал он. – Мы впервые проснулись вместе, и ты сразу берешь быка за рога, не так ли? Ты даже не дожидаешься завтрака – сразу же начинаешь выдавать свои суждения, отличающиеся чрезвычайно странной логикой.

– Странной?.. – Джорджия пожала плечами. Знаешь, мне обычно до завтрака не с кем разговаривать, кроме Лили, которая приносит воду. Оказывается, что это довольно приятно – поговорить с мужем до завтрака.

– В самом деле, милая? В таком случае нам следует делать это почаще.

– А я-то всегда считала, что ты предпочитаешь пить свой чай в одиночестве… – пробормотала Джорджия.

Николас взглянул на нее с удивлением.

– Так вот почему ты всегда спускаешься после меня? Ты думала, что я нуждаюсь в уединении?

– Да, конечно. Именно так и думала.

– Но почему? Может, так нравилось Багги?

Джорджия снова пожала плечами.

– Ну… про это я ничего не знала. У нас же не было слуг… Поэтому я всегда спускалась первая, чтобы развести огонь и приготовить завтрак. Но он терпеть не мог разговаривать по утрам. Впрочем, все это происходило очень рано, как правило, еще до рассвета. Ведь у нас была скотина, которую нужно было кормить и доить. Викарий тоже с утра был молчалив, а его жена спускалась не раньше одиннадцати. Она часто повторяла, что мужчины очень ценят утренний покой, поэтому я и старалась не беспокоить тебя.

Николас рассмеялся.

– Не думаю, что стоило придавать такое значение словам супруги викария. Что же до моего утреннего спокойствия, то об этом даже не стоит говорить. – Он подошел к жене, сел на постель и, откинувшись на спину, оперся на локоть. – Милая, знаешь, какая мысль пришла мне сейчас в голову… Ведь если не считать Бинкли – я ни с кем вместе не просыпался. По крайней мере, я такого не помню.

– В самом деле? – удивилась Джорджия. Она понятия не имела о том, как вели себя джентльмены со своими любовницами и что они делали с этими женщинами по завершении постельных игр. Но, с другой стороны, она уже успела понять, Николаса никак нельзя было отнести к числу обычных джентльменов.

– Да, в самом деле, – ответил он. – И кажется вполне естественным, что впервые подобное происходит в тот момент, когда я нахожусь подле своей жены. Даже если она заявляет, что я храплю…

Джорджия протянула руку и провела ладонью по его щеке.

– И еще я заявляю, что тебе нужно побриться. Я раньше никогда не видела тебя со щетиной. Сейчас ты выглядишь… каким-то распутным.

– Правда? А может, мне следует пореже бриться?

– Нет-нет, Бинкли будет возмущен до глубины души.

– Моя дорогая Джорджия, Бинкли никогда не возмущается, тем более – до глубины души. Вот почему он стал для меня образцовым слугой. – Николас с улыбкой вздохнул. – И сейчас мне его не хватает… Он управляется с моей щетиной гораздо лучше меня.

– Николас, почему же ты ничего об этом не сказал? Я могу побрить тебя. Уверена, что справлюсь с этим не хуже, чем Бинкли… Хотя, возможно, не так быстро и ловко.

Николас в изумлении уставился на жену.

– Ты что, хочешь меня побрить?

Джорджия молча кивнула; она не могла понять, почему муж так удивился. Более того, казалось, что ее предложение едва ли не повергло его в ужас.

– Ты мне не доверяешь? – Она спрыгнула с постели и подошла к двери. Открыв ее, позвала: – Лили, слышишь меня?! Лили, принеси, пожалуйста, горячей воды в комнату мистера Дейвентри!

– Джорджия… Джорджия, подожди. Ох, помогите!..

– А я-то думала, что ты азартный человек, – сказала она, повернувшись к мужу и обнаружив, что он лежит на спине с закрытыми глазами, закинув руки за голову. – Николас, если ты пытаешься симулировать обморок, то знай: ничего не выйдет.

Она упала на кровать рядом с ним и ткнула пальцем ему под ребра. Николас вздрогнул, открыл глаза – и вдруг, схватив Джорджию за запястья, молниеносным движением перевернул ее на спину, так что она оказалась под ним.

– Что вы позволяете себе, мадам? Сначала вы покушаетесь на мое лицо, а потом – и на мои ребра? И это после того, как я уступил вам свою постель? У вас странное представление о благодарности за мою исключительную галантность.

– Исключительная галантность? Думаю, вы преувеличиваете, сэр.

– Преувеличиваю? Интересно, что будет, если я подвергну ваши ребра такому же испытанию?

Джорджия со смехом воскликнула:

– Только не это, Николас! Я ужасно боюсь щекотки! О нет, пожалуйста, не надо, – взмолилась она, когда муж сжал ее запястья одной рукой, а другую положил ей на талию.

Несколько секунд Джорджия безуспешно пыталась высвободиться, а потом вдруг почувствовала, что ее руки свободны. Николас все еще склонялся над ней, но выражение его глаз изменилось, и у нее внезапно перехватило дыхание.

А муж, пристально глядя на нее, прошептал:

– Джорджия, о, Джорджия…

Она медленно подняла руку и кончиками пальцев коснулась его лица, потом прикоснулась к губам. Чуть помедлив, Джорджия запустила пальцы в густые волосы мужа и вопросительно взглянула ему в глаза. В следующее мгновение сердце ее гулко заколотилось, а секунду спустя Николас склонился к ней и прижался губами к ее губам. Джорджия тихо застонала, и в тот же миг ее губы раскрылись для поцелуя как бы сами собой. А поцелуй Николаса… Ах, он был совсем не таким, как поцелуи Багги – тот, казалось, запечатывал ей рот, словно пытался задушить собственную жену. Поцелуй же Николаса был совершенно другой – мягкий как бархат, горячий как огонь, но в то же время необыкновенно нежный и сладостный, так что прервать его могло лишь ее собственное сердце, грозившее вот-вот выпрыгнуть из груди.

– О, Джорджия… – прошептал он, чуть отстраняясь и подавляя нервный смешок.

А она посмотрела на него с удивлением, потом вдруг услышала стук в дверь, доносившийся словно откуда-то издалека. После короткой паузы стук повторился, а Николас, грустно улыбнувшись, прошептал: