— Смотри, поймаю на слове! — поддразнила я, улыбаясь.

После соприкосновения со смертью жизнь всегда ощущается ярче, желаннее. Как летний дождь, после которого дышится так легко.

От возвышенных мыслей меня отвлек Эринг.

— Кекс с шоколадом? — прошептал этот искуситель мне на ушко. — Блинчики с ягодами?

— Все! — усмехнулась я. — Пойдем уже!

* * *

Погост выглядел уныло: каменистый участок в тени скалы. Ни ограды, ни украшений, ни самого неприхотливого цветочка. Вокруг только голые холмы, мох и валуны в пятнах лишайника. Но это лучше хутора, пропахшего дымом и испражнениями.

— Д-а-а-а, — протянул Эринг, по-хозяйски оглядывая сиротливый ряд каменных пирамидок, отмечающих погребения. — Сюда бы кого-нибудь из модных художников!

— Зачем? — удивилась я.

Меня интересовали вовсе не сомнительные местные красоты. Надо найти более-менее ровную площадку, желательно закрытую от ветра.

— Ничего ты не понимаешь в современном искусстве! — с пафосом сообщил Эринг и ткнул носком ботинка ближайшее надгробие. — Сейчас такое в моде. Чтобы посмотрел на картину — и удавиться захотелось. Концептуально, во!

Я покосилась на «модный пейзаж» — сплошь темно-бурого, ржавого и серого оттенков, и покачала головой.

— Честно говоря, — призналась я рассеянно, медленно идя вдоль могил. — Не ожидала от тебя таких познаний.

— Это мама, — просто ответил Эринг. — Ты же ее знаешь!

Я кивнула.

Мама Эринга происходила из очень хорошей семьи. Когда-то она сбежала с его папой, тогда еще лейтенантом полиции, здраво рассудив, что семья такого мезальянса не поймет. Супруги жили счастливо, вопреки прогнозам разгневанных родителей. У них был уютный дом, талантливый сын и очаровательные дочки, стабильная жизнь и прекрасные перспективы.

Все рухнуло в один день, когда у мужа не выдержало сердце.

После похорон вдова обнаружила, что наследство невелико, и почти все деньги съедает содержание дома, а прожить на остаток вместе с тремя дочерьми на выданье и сыном-музыкантом нереально. Госпожа Гертруда охотно переложила все заботы о пропитании на плечи «единственного мужчины в семье», как она говорила со слезой в голосе.

Эринг бросил музыку и пошел работать к дяде, в полицию. Он быстро стал одним из лучших следователей в ИСА, заочно учился на юридическом, а еще не гнушался подрабатывать музицированием по кабакам. Сам он уверяет, что это ради встреч с информаторами. Хотя скорее ему просто надо сбросить пар.

— Мама раньше увлекалась живописью, — вздохнул Эринг, следуя за мной по пятам. — А теперь опять читает. Готические романы. Хоть не детективы, и то радость!

Я невольно усмехнулась, вспомнив его жалобы на этот счет. Тогда его мама взахлеб читала истории о загадочных убийствах и кражах. За ужином она потчевала еле живого от усталости сына увлекательными деталями придуманных расследований. А потом повадилась давать советы…

Эринг краснел, бледнел, но стоически терпел, пока в один прекрасный день не сорвался. Потом он неделю ночевал у меня, зато детективы были изгнаны из дома безвозвратно.

— Знаешь, — проговорил он задумчиво, — маме бы тут понравилось. Прямо как в ее книжках. Только не понимаю, что она в них находит.

Вот и подходящая площадка у одинокой скалы.

— Щекочет нервы, — невесело усмехнулась я, роясь в сумке. — Когда жизнь слишком пресная, хочется добавить в нее перца.

— Ну-у-у, — протянул он и машинально потер костяшки пальцев. — Когда мне хочется добавить перца, я бью кому-нибудь морду… На вот!

Он вручил мне заботливо припасенный плед. Мне не впервой ночевать «в поле», и почва тут теплая из-за близости вулкана, но так уютнее.

— Спасибо, — я благодарно кивнула и заторопилась.

Солнце, устав смотреть на этот унылый пейзаж, с горя нырнуло в море. Сумерки наступали стремительно. Я расстелила одеяло и выложила продукты. Есть хотелось немилосердно. С самого утра у нас маковой росинки не было во рту.

Я плюхнулась на подстилку и с наслаждением вытянула ноги. Эринг топтался рядом, отчего-то не торопясь присоединяться.

— Регина, прости, но… ты не собираешься еще кое-что сделать?

Я раздраженно дернула плечом.

— Что? — спросила я, изображая непонимание, и отломила кусок чуть зачерствевшей, но упоительно вкусной булки. — Место для ночлега готово, еда тоже. В кустики можно сходить вон там.

И небрежно указала на чернеющий вдали овраг.

— Ты знаешь, о чем я, — вздохнул он и добавил, понизив голос: — Вдруг тут правда ожившие мертвецы?

— Эринг! Прекрати говорить ерунду! — рассердившись, я даже отложила булку. — Ты же знаешь, я не верю в драугров и прочую антинаучную чушь!

— А тот призрак в Мердаль? — коварно напомнил он. — И вообще, тогда какого йотуна ты тут делаешь?

— Ночую на свежем воздухе! — отрезала я. — Утром скажем селянам, что нам являлись призраки и все рассказали. Напустишь туману — ты это умеешь! — и местные сами все выложат. А в Мердаль была просто галлюцинация. Мало ли чем нас там опоили?

— Регина, — Эринг присел напротив, только отчего-то на корточки, и умильно заглянул в глаза. — Ради меня, а? Сделай, что тебе стоит? Мне так будет спокойнее.

— Не канючь!

Он в ответ захлопал ресницами и протянул жалобно:

— Ну Регина-а-а-а!

Я вздохнула — и сдалась. Пробормотала тоскливо:

— Надеюсь, хоть в Бабайку ты не веришь.

* * *

Эринг вернулся «из кустиков», когда я уже закончила и, ругаясь вполголоса, перевязывала ладонь.

— Что ты делаешь? — удивился он.

— А что, не видно? — огрызнулась я. — Расплачиваюсь за свою покладистость.

— А, ну да, — он покивал, принял горделивую позу и процитировал выспренно: — Руны на роге режу, кровь моя их окрасит…

Захотелось кинуть в поганца чем-нибудь (вот хотя бы огрызком яблока!). Отказывать себе в такой мелочи я не стала. Расхохотавшись, он легко увернулся и плюхнулся рядом.

— Не злись! — попросил Эринг, одной рукой обняв меня за плечи, а в другую взял кусок колбасы. — Ты хорошая. Самая лучшая, вот!

Панегирик прозвучал невнятно из-за колбасы, которую Эринг, недолго думая, засунул в рот.

Я только вздохнула. Шут!

* * *

С наступлением ночи ощутимо похолодало.

Эринг хорошенько растер меня какой-то подозрительной мазью и клялся, что завтра мышцы болеть не будут. Заодно и согрелись…

Мы лежали в обнимку. Я сама не заметила, как задремала.

— Регина, ты спишь? — тихонько позвал он вдруг.