любовь для него не существовала в ином качестве, чем привязанность мужчины к насыщающей его женщине. Для Фрейда быть любимым (мужчине завоеванной им женщиной) значит обретать силу, а любить активно, любить самому – становиться более слабым.

Этот факт хорошо виден из непонимания Фрейдом «Западно-восточного дивана» Гёте. Фрейд пишет [16; 418]: «Вы найдете это освежающим, надеюсь, когда после столь сухих научных рассуждений я представлю вам поэтическое изображение экономического контраста между нарциссизмом и влюбленностью. Вот цитата из «Западно-восточного дивана» Гёте:

Зулейка:

Раб, народ и угнетатель

Вечны в беге наших дней.

Счастлив мира обитатель

Только личностью своей.

Жизнь расходуй как сумеешь,

Но иди своей тропой.

Всем пожертвуй, что имеешь,

Только будь самим собой.

Хатем:

Да, я слышал это мненье,

Но иначе я скажу:

Счастье, радость, утешенье —

Все в Зулейке нахожу.

Чуть она мне улыбнется,

Мне себя дороже нет.

Чуть, нахмурясь, отвернется —

Потерял себя и след.

Хатем кончился б на этом.

К счастью, он сообразил:

Надо срочно стать поэтом

Иль другим, кто все ж ей мил[35].

Изображение Гёте того, кто остается «личностью своей», ошибочно принимается Фрейдом за портрет нарциссической личности, в то время как для Гёте это, конечно, зрелый, целостный и независимый человек. Вторая часть стихотворения, по мнению Фрейда, представляет человека, не являющегося сильной личностью и растворяющегося в той, кого он любит.

Поскольку для Фрейда любовь мужчины «анаклитична», т. е. ее объектом является тот, кто мужчину насыщает, Фрейд делает вывод о том, что любовь женщины нарциссична, что женщина может любить только себя и не способна участвовать в «великом достижении» мужчины – любить руку, которая кормит. Фрейд не осознавал того, что женщины его класса были холодны именно потому, что этого хотели мужчины: женщина должна была вести себя как собственность и не претендовать на «отдельную, но равную» роль в постели. Мужчина, представитель буржуазного общества, получал ту женщину, которую себе воображал, рационализация чего приводила к вере в свое превосходство, в то, что эта деформированная женщина – им же и деформированная – озабочена только тем, чтобы ее кормили и о ней заботились. Это, конечно, типичная мужская пропаганда в условиях войны между полами, другим положением которой служит утверждение, что женщины менее реалистичны и менее мужественны, чем мужчины. Действительно, этот безумный мир, который никак не может избежать катастроф, управляется мужчинами. Что касается мужества, то всем известно: во время болезни женщины гораздо лучше справляются с трудностями, чем мужчины, которым требуется помощь матери. Что касается нарциссизма, то женщины вынуждены заботиться о своей привлекательности, поскольку выставлены на рынке рабынь; когда же они любят, они любят более глубоко и преданно, чем непостоянные мужчины, пытающиеся удовлетворить свой нарциссизм, воплощенный в пенисе, которым они так гордятся.

Представляя столь искаженное изображение женщины, Фрейд не мог не задумываться над тем, полностью ли он объективен. С подобными сомнениями он разделывался весьма элегантно: «Возможно, здесь было бы не лишним заверить, что это описание женской формы эротической любви не является следствием тенденциозного желания с моей стороны принизить женщин. Помимо того обстоятельства, что тенденциозность совершенно мне чужда, я уверен, что такие различные направления развития соответствуют дифференциации функций в очень сложном биологическом целом; кроме того, я готов признать, что существует множество женщин, любовь которых имеет мужской тип и которым присуща слишком высокая оценка секса, этому типу свойственная» [15; 89].

Такой выход из положения элегантен, но не психоаналитичен. Какой же самообман должен иметь место, если человек может заверять в том, что «тенденциозность совершенно ему чужда» даже в вопросе, столь очевидно заряженном эмоциональным динамитом[36]?

Эта психологическая концепция либидозного катексиса Эго в противоположность объектному делает довольно трудным для непосвященных понимание природы нарциссизма на основании собственного опыта. Поэтому мне хотелось бы описать ситуацию в более понятном стиле.

Для нарциссической личности она сама представляется единственной реальностью. Чувства, мысли, амбиции, желания, тело, семья – все, что к ней относится, ей принадлежит. То, что такой человек думает, истинно, потому что это он так думает; даже его скверные качества прекрасны, потому что это его качества. Все, что имеет к нему отношение, красочно и в полной мере реально. Все и всё вне его серо, уродливо, бесцветно и едва ли существует.

Вот пример. Мне позвонил мужчина с просьбой о встрече. Я ответил, что на этой неделе занят, но мог бы встретиться с ним на будущей неделе. В ответ он заявил, что живет очень близко от моего кабинета и мог бы прийти быстро. Мои слова о том, что при всем удобстве для него такого местоположения это не меняет факта моей занятости, на него впечатления не произвели; он продолжал настаивать на своем. Это – пример довольно тяжелого случая нарциссизма, поскольку пациент был совершенно не способен видеть различие между своими и моими обстоятельствами.

Несомненно, большое значение имеет то, насколько умна, артистически талантлива, образованна нарциссическая личность. Многие художники, талантливые писатели, дирижеры, танцоры и политики чрезвычайно нарциссичны. Нарциссизм не мешает их искусству, напротив, часто помогает. Их задача – выразить свои субъективные чувства, и чем важнее их субъективизм для исполнения, тем это исполнение лучше. Нарциссическая личность часто особенно привлекательна как раз в силу нарциссизма. Представьте себе, например, нарциссического эстрадного исполнителя. Он полон собой, он с гордостью демонстрирует свое тело и свое остроумие, как принадлежащую ему редкую драгоценность. У него нет сомнений по поводу себя, какие могли бы возникнуть у менее нарциссической личности. Он наслаждается тем, что говорит и делает, как ходит и двигается; он сам является восторженным зрителем этого великолепного представления.

Мне кажется, что причина привлекательности нарциссической личности заключается в том факте, что она являет собой образ того, каким хотел бы быть средний человек: уверенным в себе, не питающим сомнений, чувствующим себя всегда на высоте положения. Средний человек, напротив, не обладает уверенностью в себе, часто полон сомнений, склонен восхищаться другими, которых считает лучше себя. Можно спросить, почему крайний нарциссизм не отталкивает людей. Почему отсутствие истинной любви не вызывает отвращения? На этот вопрос легко ответить: настоящая любовь сегодня настолько редка, что почти выпадает из поля зрения большинства людей. В нарциссической личности можно увидеть кого-то, кто хоть одного человека – себя – любит.

С другой стороны, совершенно лишенная талантов нарциссическая личность может быть только смешна. Если нарциссическая личность чрезвычайно одарена, успех ей практически гарантирован.