в капельках пота, изможденное и страдальческое, будто с полотен Тициана. Впервые без лисьей ухмылки и пронзительного взгляда прищуренных глаз.

– Какого черта ты опять здесь! – что есть силы закричал в это лицо Богдан.

– Потому что ты не хочешь, чтобы меня сейчас не было, – равнодушным тоном ответил двойник.

– Из-за тебя я убил Таю!

– Меня физически даже не существует. Ты знаешь.

Богдан отпустил воротник фантома и со стоном осел на ковролин.

Опять вечность и тишина.

– Давай посмотрим, что там. Вставай, – наконец произнес доппельгангер. – Я рядом. Прости меня. Нам надо спасаться, не время киснуть.

Богдан медленно поднялся.

– Ты знаешь, что делают в тюрьме с такими, как мы, – продолжил фантом. – Долбят в задницу!

К нему опять вернулся прищур, ухмылка и ехидный тон.

Они подошли к телу. Богдан, потянув за одну руку, привел труп в сидячее положение и откинул прядь волос с лица Таисии. Язык ее вывалился наружу, губы потрескались и до сих пор кровили, шея была перекошена, один глаз закрыт, а другой едва держался в глазнице. В такую девушку уже не хотелось влюбляться.

Богдан стоял и смотрел, застывший и неподвижный, словно каменная горгулья. Изначально он не мог заставить себя взглянуть на Таю, а сейчас точно так же не находил сил оторвать взгляд от нее. Фантом подошел к нему и положил руку на плечо.

Богдан заметил, что сквозь рукав рубашки двойника проступают пятнышки крови. Он закатал свой рукав и увидел на предплечье четыре глубоких царапины поперек татуировки с ангелом – след от длинных желтых ноготков со смайликами.

– Сними с нее браслет с чипом, – пробормотал доппельгангер. Ухмыльнулся: – И… лифчик.

– Ты можешь хотя бы сейчас не быть таким пошлым? – спросил Богдан.

– Ты знаешь ответ. – Фантом нашептывал в ухо. – Может, напоследок разденем Тайку: хотя бы посмотрим, какие у нее сиськи?

Богдан стряхнул с себя руку доппельгангера и отпихнул его.

– Ладно, ладно, – примирительным тоном сказал тот, – давай подумаем здраво. Ночная смена караула сейчас спит в подсобке в состоянии алкогольной комы. У тебя труп. Под ногтями у нее наша ДНК, а тут еще и камеры.

– Надо звонить начальнику колонии и в полицию – сдаваться.

– Беня, ты идиот! Я не хочу с тобой на зону! Мы спрячем тело и свалим.

– Как?

– Для начала нам нужно взять какого-нибудь гика из заключенных, чтобы он отключил камеры.

– Я могу попросить Арката Ли, мы с ним на писательство ходили вместе…

– Нет-нет. Помнишь красивого блондина, который с этим казахом в камере сидит? – шипел двойник. – Вспоминай. Его Кукловодом кличут.

– Кормуша?

– Да-да. Сейчас мы метнемся в серверную, и ты войдешь в Систему Улик. Скачаешь оттуда вирус из досье Кормуши, который тот на Рублевке запускал. И самого Кукловода сюда притащишь. Отключим камеры по всей тюрьме – и уже полдела сделано!

– Не получится. Сюда сейчас уже скорая и полиция едут – чип-то уже подал сигнал о смерти.

– Беня-Беня… Ты устав колонии шоколадным глазом читал? На территории колонии сигналы о смерти чипы транслируют только на внутренние ресурсы – на пульт караула и дежурному врачу санчасти. Никто сюда не едет! А если бы и ехали – час минимум у нас был бы.

– Все равно… Я пропал.

– Заткнись! Возьмешь пару задротов, и вытащите труп. У нас тут, хвала небесам, лес густой вокруг, если ты забыл. Выйдете через служебный вход…

– Я в пакет какой-нибудь ее положу. Или в робота-курьера из Улик.

– Именно. Дальше сообразишь.

– А потом куда?

– Сам знаешь…

Богдан и фантом встретились взглядами и хором сказали:

– В Обитель!

Глава 11

Компании тратят миллионы долларов на брандмауэры, шифрование и устройства безопасного доступа. Но эти деньги тратятся впустую, потому что ни одна из мер не затрагивает самое слабое звено в цепи безопасности – людей, которые используют и администрируют эти компьютерные системы, управляют ими и ведут в них вычисления.

Кевин Митник,

специалист по компьютерной безопасности

Богдан.

10 августа 2035, утро пятницы

«Надо постоянно освобождать внутрьеннего мальчьишку», – произнес знакомый голос сквозь пелену.

Он вспомнил себя десятилетнего. Как с другом разводили костер прямо во дворе, плавили свинец и делали кастеты, заливая серую массу в лунку в песке на детской площадке. Как пробирались через забор на московский ипподром и взрывали петарды – лошади от испуга сбрасывали наездников, а детвора смеялась и убегала от охранников. Как поджаривали жуков и муравьев лупой.

Проснулся. Бесконечность он провел в горячечном полузабытьи и мало что помнил.

Солнце било в лицо, словно он и сам лежал под лупой в помещении, похожем на больничную палату, примотанный кожаными жгутами к ложу, похожему на больничную койку. Пахло хлоркой, спиртом и железом. Он был обнажен и накрыт простыней. Инстинктивно попытался опереться и встать – и вывалился бы из койки, если бы не удержали жгуты. Правого предплечья не было. Кто-то отрезал руку от локтя на три четверти и замотал серо-желтой марлей в густой белой мази.

– Где я? – слабо просипел Богдан.

Голоса тоже не было: горло болело, неслышный свист поднимался откуда-то из живота, так что, по сути, Богдан просто шлепал губами, словно актер в немом кино.

Глаза наполнились влагой. Сейчас казалось, что вся вселенная, все прошлое, настоящее и, скорее всего, будущее – это залитый солнцем больничный потолок и больше ничего. Богдан растворялся в нем, гипнотизируя каждую трещинку застланным туманом взглядом.

Дверь палаты открылась.

Вошел какой-то дядька лет сорока, похожий на охотника, в камуфляже, с густой черной бородой. Сел на стул возле койки и уставился на Богдана. Богдан закрыл глаза. Услышал, что дядька начал читать какую-то молитву себе под нос.

«Изряднее же да оградит нас святых Ангел Своих ополчением, во еже избавитися нам, по исходе нашем из жития сего, от козней лукаваго…»

Богдан открыл глаза и повернул голову к дядьке. Тот прервал молитву и протянул Богдану руку.

– Здравствуй, сын мой. Тяжело тебе пришлось. – Голос у мужика был тяжелым, басовитым. – Меня зовут Лев Иванович. Я священник местный…

– Серьезно? Он тянет тебе руку, ха-ха! – прозвучал насмешливый голос. – Не знаю, кто это, но я его уже обожаю! Чем ты ее жать-то собрался? Ха-ха-ха!

Кто-то бесцеремонно плюхнулся в ногах койки. Богдан знал, кто именно. Он снова закрыл глаза.

Лев Иванович продолжил: «…и моли за ны непрестанно триипостасного Владыку всех Бога, да благодатию Его и человеколюбием…»

– Слышь-слышь, зацени шутку: ты хотел уйти из органов, но органы начинают уходить от