Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, к счастью, прежде, чем начать их перечислять вслух, она принялась прикидывать последовательность и обнаружила, что её аргументы неприменимы к ситуации.
Причины, по которым следовало бояться владыку, были сплошь политические. Несколько безжалостных наступательных походов, морские бои с пиратами, жестоко подавленные бунты, уничтоженные рода оппонентов, демонстративные казни... Ну, это явно не те претензии, которые уместно предъявлять в супружеской постели.
Приподняв брови, Грэхард с самым любезным выражением лица ждал.
А ей оставалось только закрыть рот и покраснеть.
Осознав, что вразумительного ответа опять не дождаться, он снова вздохнул и разнообразия ради не повторил исходный вопрос, а конкретизировал его:
— А сейчас-то ты чего боишься?
В голове у Эсны снова замелькали ужасающие воображение картины, от казни — до пыток, от уничтожения её рода — до вечного заключения в каменной темнице. К счастью, и эти соображения показались ей неуместными, и поэтому она промолчала.
Грэхард возвёл глаза к потолку и простонал:
— Помилуй, женщина! Я не учёный и не романтик, и угадывать твои мысли — явно не мой конёк. Я воин и повелитель. Хочешь добиться толка — говори прямо.
Признав аргумент разумным, Эсна попробовала выразить то, что её беспокоит. Поведя плечом, она отметила очевидное:
— Вы гневаетесь.
Он нахмурился.
— А я вас боюсь, когда вы гневаетесь, — изволила расшифровать мысль она.
Он нахмурился пуще, взгляд его стал отрешённым: видимо, он смотрел вглубь себя и пыталась понять, действительно ли он так страшен.
Наконец, он осведомился:
— И ты полагаешь, что в гневе я могу причинить тебе вред?
Недовольно покосившись на него, Эсна пришла к неизбежному выводу, что у неё нет ни одной причины так полагать, и что подобные предположения, чего доброго, его оскорбят.
Она промолчала.
Диалог так и не сложился.
Чувствуя себя всё глупее, Грэхард попытался зайти с другого конца:
— Может, хотя бы объяснишь, зачем тебе потребовался бедолага-Треймер и почему ты не могла сказать об этом мне?
— Зачем бы мне это вам говорить? — настороженно ушла от ответа Эсна.
— В самом деле! — комично удивился он и даже картинно поразводил руками, оглядываясь в поисках подсказок, а после выдвинул предположение: — Возможно, чтобы ты получила возможность встретиться с ним в комфортной обстановке, а не босиком за гардиной?
Градус настороженности Эсны резко поднялся.
— А вы бы мне позволили? — прищурилась она, всем свои лицом выражая скепсис.
— А ты, значит, даже спрашивать не стала, а сразу отказала себе от моего имени, так? — перешёл в атаку он и скрестил руки на груди. — Солнечная, я ненавижу, когда кто-то пытается принять решение за меня.
Она отвела взгляд и передёрнула плечом.
Спустя примерно минуту разъяснила:
— Но ведь ясно же, что было бы нельзя.
Она не стала поворачиваться к нему, поэтому не видела, что он смотрит на неё с глубоким удивлением.
Наконец, он это удивление переварил и уточнил:
— И много у тебя в голове таких вещей, которых тебе ясно же, что нельзя?
Она опять передёрнула плечом, что он расшифровал как «очень много» и уточнил:
— Приведи хоть пару примеров.
Морально вымотанная Эсна принялась монотонно перечислять:
— Встречаться ни с кем нельзя. На улицу ходить нельзя. Писать никому нельзя. В город ходить нельзя...
Она, наверно, часами могла рассказывать, чего ещё ей нельзя, но у него не хватило терпения дослушать:
— Стоп-стоп-стоп, — выставил он руки перед собой. — Напомни, госпожа моя, когда это я успел столько всего тебе назапрещать?
Нахмурившись, она бросила на него раздражённый взгляд:
— Разве это не очевидно?
— Вовсе нет. — Открестился он и уточнил ситуацию: — Итак, тебе зачем-то понадобился Треймер, и вместо того, чтобы обратиться ко мне, ты заранее от моего лица себе отказала, ещё и снабдив этот отказ категорическим запретом, и пустилась во все тяжкие?
Невольно она улыбнулась и отметила:
— Звучит... очень по-детски, да?
— Да! — с облегчением подтвердил он, радуясь, что она и сама это видит.
Откинувшись на спину, он сместил её колени так, чтобы ему было удобно положить на них голову, и продолжил:
— Так ради чего вся эта круговерть, солнечная? Может быть, хоть сейчас я выгляжу достаточно безобидно, чтобы ты отважилась просто сказать?
Она застенчиво провела пальчиками по его лбу; он блаженно прижмурился, и вправду растеряв при этом грозность вида.
Запинаясь, она всё же решилась рассказать ему, что именно не даёт покоя.
— Пф! Дался тебе этот Веймар... — недовольно пробормотал он и затем заключил: — Ну ладно, ладно. Какой там подвиг тебе по душе, рассказывай, выдам соответствующую медаль родственникам. А хочешь, балладу велю сложить?
Эсна в возмущении всплеснула руками:
— Я не хочу выдуманный подвиг! — горячо воспротивилась она. — Я хочу узнать, как было по правде!
Он сел, всем своим видом выражая недовольство, потом вздохнул и сдался:
— Хорошо. Пришлю к тебе завтра Дерека, введи его в курс дела, и пусть займётся расследованием. В самом деле, солнечная! — раздражённо повернулся он к ней. — Ты вправду собиралась заниматься этим сама? — она покраснела. — Пусть Дерек носится. Пусть Треймера допрашивает, да хоть обоих. Пусть по генералам ездит. Да пусть хоть во Френкаль отправляется и Расмуса трясёт.
Застенчиво улыбнувшись, Эсна пробормотала:
— Спасибо.
Он снова откинулся на её колени и мечтательно проговорил:
— Могу я надеяться, что в следующий раз ты всё-таки обратишься ко мне, а не разведёшь все эти шпионские игры?
— Я постараюсь, — пообещала она, смущённо осознав, что уже не в первый раз предпочитает сложные обходные пути, лишь бы не спрашивать у него.
— Да уж постарайся! — он поймал её руку, которой она гладила его волосы, и принялся её целовать. — Можешь прямо сейчас и начинать стараться. Что ты там несла про запреты прогулок и переписок?
Она было дёрнулась, но руку он держал крепко, а глаза у него вмиг сделались серьёзные и строгие.
— Я... я хотела бы писать иногда сестре... — робко решилась она, чувствуя, что голос дрожит. — Можно?
— Пф! — снова выразил он своё отношение к степени надуманности проблемы. — Пиши. Можешь Дерека нагрузить, он передаст со слугами, можешь мне отдавать, Треймера озадачу.