– За что он там зацепился-то? – поинтересовалась я у Виталии, поднося одной рукой к ней улику, чтобы она ее рассмотрела, а другой, ухвативши ее за руку, на которой и был злополучный браслет. – За раму картины, а?

Девушка дернулась и, вырвав руку, сначала попыталась сдернуть вещицу с запястья, но я ей этого не позволила, и тогда она нагло и зло процедила:

– А ты докажи сначала, что это от моего браслетика звено! Мало ли таких браслетов в Питере?

– Доказывать этот факт буду не я, а полиция, которой я тебя сдам. Там много разных способов это узнать – и место облома через микроскоп посмотрят, и сравнят, и отпечатки пальчиков найдут…

– Полиция? А ты что, не оттуда, что ли? – опешила Виталия.

– А вот в этом тебе повезло, красавица, – торжественно объявила я. – Я всего-навсего частный детектив, которого наняли найти ту самую украденную картину. И тебе лучше будет сотрудничать со мной и рассказать мне все, как есть, честно и непредвзято, чем отправиться в тюрьму и оттуда по этапу, – я махнула рукой, – сама знаешь куда. И мало того, – продолжила я, повысив голос и не давая Виталии вставить хотя бы слово, – что тебе впаяют кражу картины у местного художника и воровство в этой вот квартирке… – Я покивала, выражая свое сочувствие девице. – Так ведь еще и кражу уникального этюда знаменитого русского художника Саврасова из частной коллекции в Москве тебе тоже придется как-то объяснять в органах власти.

– Какой-такой уникальной картины? – Глаза у Виталии стали с блюдце, и она начала заикаться. – В Москве? Не была я ни в какой Москве! Не знаю я никакого Саврасова!

– Как так – не знаешь?! – Я делано-испуганно посмотрела на Виталию. – Ты мне еще скажи, что ты и в школе никогда не училась! Не знать Алексея Саврасова! – Я осуждающе покачала головой. – Скажешь еще, что ты и сочинение по его картине «Грачи прилетели» не писала в четвертом классе?

– А-а, так это тот самый… – начала припоминать Виталия. – Нет, – вдруг испуганно заговорила она, – я его картины, или чего там – этюда, не воровала и даже не знаю, как он выглядит. Чего не было, того не было.

– Ну, может быть, ты и не знала, – произнесла я, делая вид, будто задумалась над ее словами. – Но вот беда! Доказать-то ты этого не можешь, а тут – факты налицо.

– Какие такие факты? – Девушка уже не на шутку обеспокоилась, и это было хорошо.

«Пусть боится, – коварно подумала я. – так ее легче будет раскрутить на рассказ, с кем, когда и как…».

– А такие вот факты, что та картинка, которую ты со своим подельником… Кстати, кто он, ты мне обязательно расскажешь, позже. – Я подняла руку, прося не перебивать меня, и открывшая было уже рот Виталия захлопнула его снова. – Так вот, эта картина, которую вы свистнули у Вишневского, и есть тот самый саврасовский этюд, который полгода назад умыкнули из частной коллекции в Москве. И отдали его Вишневскому на перекрытие. Надеюсь, как будущий художник ты знаешь этот термин? Чувствуешь, чем это для тебя может обернуться? Ты, получается, входишь в состав воровской шайки, которая крадет шедевры, пишет поверх них современное искусство, так сказать, а потом пересылает их за границу. За такие дела – это же почти пожизненный срок!

Я выжидающе уставилась на Виталию. Судя по всему, она пребывала в шоке: на бледном ее лице застыла маска ужаса, а в глазах горела нарождающаяся паника. Поэтому я срочно удалилась на кухню и, налив в стакан воды, принесла его девушке. Та, не глядя на меня, взяла его и выпила залпом. Постепенно бледность с ее лица начала проходить.

– Но там… на картине, – прошептала она, – там были коты нарисованы. Да, коты… И они – точно не Саврасова… Я немного разбираюсь, я в художественную школу в Минске ходила, а потом еще год в училище художественном… – пролепетала Виталия.

– Ага, вот и еще одна улика против тебя! – решила я добить девицу. – Ты сотрудничала с жульем в качестве консультанта по живописи!

Это, конечно же, чушь мне в голову пришла. Какой уж из этой недотепы-недоучки консультант? Но мне же нужно было ее как-то запугать посильнее!

После этого моего весьма сомнительного заявления Виталия уже рыдала в голос, да так жалобно, что мне ее даже стало жалко.

– Ладно, не реви, я все же пока еще не полиция и ты не под следствием, – утешила я ее. – И если ты мне расскажешь, как все было на самом деле и поможешь найти картину, то я и заявлять на тебя не буду. Но, – строго посмотрела я на вытирающую слезы девушку, – с уговором: завязать с этими криминальными делишками. – Я указала на чемоданы.

– Ладно, – шмыгнула носом Виталия. – Я все расскажу. Все, что знаю.

– Отлично, – похвалила я ее. – А чтобы тебе до конца были ясны мои серьезные намерения, я твой рассказ на диктофончик запишу. Так, на всякий случай. – И снова полезла в сумочку, на этот раз за диктофоном.

Глава 23

Рассказ Виталии, или как ее звали по-настоящему – Галины, сводился к следующему. Ей надоело жить под крылом у родителей в Минске, где она училась в колледже искусств на отделении живописи, и она решила, что хорошо там, где ее нет, и махнула в Питер поступать в репинскую Академию художеств. Талантом девочка обделена не была, поэтому убедила себя, что все пути и двери для нее открыты, в том числе и в знаменитой «репинке». Поселилась она у своего двоюродного дядьки и по приезде сразу же отправилась поступать в Академию своей мечты, но не тут-то было. При поступлении нужно было сдавать экзамен по художественной живописи маслом, а Галина рисовать маслом не умела и даже никогда не пробовала. Во-первых, для этого нужны были средства на масляные краски и прочие художественные прибамбасы, а денег на это у семьи с тремя детьми, где Галя была самой старшей, не было. Во-вторых, техника написания картин маслом имеет свои нюансы, о которых Галочка узнать еще не успела, потому как поторопилась и бросила родное учебное заведение