— Как услышу что про твоего отца — прибегу. А ты как заскучаешь, так и приходи.

С тех пор мальчики подружились. Сидя вдвоем на пригорке, рассказывали друг другу свои дела. Один раз Андрейка пожаловался на младшего мастера:

— Молодой, а замашки старорежимные имеет. Нехорошими словами ругается, сегодня ведерком с мазутом на меня замахнулся.

Васек возмущался:

— А ты что ж молчишь? Взял бы да сказал про него старшим.

Андрейка, подперев худенькой рукой голову, тяжело вздыхал:

— Нельзя. Он говорит: «Я больной, нервный». Как я на больного жаловаться буду? Тут один раз секретарь партийного комитета, хороший старик, вызвал меня и спрашивает: «Ты что, Андрей Иваныч, невеселый? Может, обижает кто?» — Андрейка прищурил серые узкие глаза. — Смолчал я. Зачем кашу заваривать! С больного человека какой спрос! «Ничуть, — говорю, — меня никто не обижает, а вот вы бы для младшего мастера санаторий схлопотали, это, конечно, и меня бы выручило».

Молодого мастера действительно отправили на излечение. И Васек долго смеялся, когда Андрейка сообщил ему, что исхлопотал своему обидчику санаторий.

Недавно, встретив Андрейку на улице, Васек пожаловался ему, что не хватает времени на учебу, много дела на ремонте, а рабочих достать сейчас трудно.

— Так ты что ж молчишь? У меня земляки — народ боевой. Только кликну — все придут… весь рабочий класс, разных специальностей. Ты только скажи!

Васек почему-то представил себе целую армию железнодорожников и засмеялся.

— Скажу, если надо будет, — пообещал он, чтобы не обидеть нового друга.

Теперь, стоя на пригорке, Васек вспомнил, что Андрейка обещал зайти к нему, да так и не зашел. И сейчас не идет повидать своего друга. Васек долго стоит и, прикрыв глаза рукой, смотрит на раскрытые ворота депо, на скрещенные железнодорожные пути, на рабочих в замасленных комбинезонах. Нигде не видно светлой, белобрысой головы Андрейки.

«Работает, верно. Утром его не повидаешь — надо в обеденный перерыв приходить», — грустно думает Васек и, посидев в одиночестве, торопливо идет в город. Ребята ждут его, в десять часов они все вместе пойдут к Екатерине Алексеевне. Часы на площади показывают девять.

Ребята уже были на пустыре. Васек окинул взглядом двор. Ему показалось, что школьников стало еще больше. Какие-то девочки обнимали Лиду и Нюру. Увидев его, они всей гурьбой бросились навстречу:

— Васек! Здравствуй, Васек!

— Трубачев, здорово!

Перед глазами Васька замелькали знакомые лица, со всех сторон потянулись к нему дружеские руки.

— Васек, нас шестеро приехало! Нам все уже рассказали об Украине. Ой, мы так вас ждали тогда!.. — быстро-быстро заговорили две девочки.

— Мы приехали, а тут новая школа ремонтируется! Вот счастье! И мы все тут! — радостно улыбаясь, говорила Надя Глушкова.

— Молодец ты, Трубачев! — хлопнул Васька по плечу одноклассник Коля Чернышев. — Нам ребята все рассказали. Я тебя даже не думал уже увидеть после Украины! А потом вдруг приходим в старую школу, а нам говорят, что вы живы и что школа в другом месте теперь будет… А ты кто здесь? Бригадир, наверно? Мы тоже работать будем.

Чья-то белобрысая голова с колючим ежиком стриженых волос выросла вдруг перед Васьком.

— Белкин! Леня Белкин!

Мальчики крепко обнялись.

— Ну, жив? Я так и знал, что ты жив! Даже не думал никогда… — бормотал Леня Белкин, моргая белыми ресницами и не выпуская Васька из своих объятий. — Гляди, Васек, вон Медведев стоит!

Небольшой, аккуратненький мальчик с растроганной улыбкой подошел к Трубачеву.

— Я тоже приехал… — смущаясь, сказал он.

— Мы уже с Леонидом Тимофеевичем виделись. Он про тебя сегодня спрашивал. Там печник пришел, — щебетала толстенькая, румяная девочка, дергая Васька за рукав. — А мы на Урале были, учились. В шестой класс перешли…

Васек едва успевал отвечать на вопросы, крепко пожимая руки бывшим товарищам.

— Понимаешь, Васек, печник-то — женщина, — таинственно, подняв брови, сообщил ему Саша.

— Ну и что же, что женщина? — вмешалась Лида Зорина, окруженная своими прежними подругами. — Слышите, девочки, печник — женщина! Вот как интересно, правда?

— А где она? Где она?

— Подождите, не смотрите все вместе, — сказала, подходя, Нюра. — Некрасиво получается. Как будто никогда не видели печника-женщину.

— Одинцов, — крикнул Васек, — что это они говорят? Печник — женщина?

— Ну да! Сейчас увидишь. Она разговаривает с Леонидом Тимофеевичем… А вот новенькие ребята! — Одинцов помахал рукой стоящим в отдалении мальчикам: — Идите сюда, ребята!.. Это Васек Трубачев! Познакомьтесь!

— Меня зовут Боря Тишин, а это мой товарищ, Гриша Петрусин.

Васек поздоровался.

— Вы из какого класса?

— Мы перешли в шестой класс с круглыми пятерками, отличники, — сказал Тишин, растопыривая широкую, как лопатка, ладонь с короткими, толстыми пальцами. — Нам интересно вообще, по-товарищески, узнать, как будет со школой. Что-то не видно, чтобы она развернулась к первому сентября.

— Иначе, вы сами понимаете, нам нет смысла включаться в работу и, короче говоря, месить тут грязь, — тонким фальцетом вставил Петрусин.

Васек внимательно оглядел новых товарищей. На обоих были чистенькие курточки, отглаженные брюки. Тишин был меньше ростом, серые глаза его глядели исподлобья, короткий, широкий нос над вздернутой верхней губой был покрыт желтыми веснушками. У Петрусина, наоборот, лицо было смазливое, с мелкими чертами, аккуратный носик сидел прямо, глаза смотрели на собеседника мягко, и во всех движениях его складной фигуры чувствовалась прирожденная ловкость.

— Нам не имеет смысла… — опять начал он.

Но Васек перебил его:

— Школа ремонтируется. Для того чтобы с первого сентября мы начали заниматься, надо всем работать. Можете сложить где-нибудь в сторонке свои куртки, раздевалка еще не готова. Будете работать со всеми вместе. Я сейчас узнаю, что сегодня надо делать.

Он быстрыми шагами направился к директору. Мазин, слышавший этот разговор, медленно подошел к мальчикам.

— Прошу раздеваться! — насмешливо сказал он.

Но мальчики нерешительно отошли в сторону, о чем-то советуясь друг с другом. Саша сделал Мазину строгие глаза и, обняв его за плечи, потащил за Васьком:

— Пойдем на печника посмотрим. И чего ты так сразу связываешься?

— Подумаешь, им нет смысла! Ферты! — шипел Мазин.

— Мой брат, черноморский моряк, погнал бы их в шею отсюда, — сплюнув сквозь зубы, сказал Витя Матрос. — Очень они нам нужны тут!