— Кто такие?

— Обоз с Тракторного.

— Что-то я таких морд с Тракторного не помню…

Вышла Купчиха:

— А мою морду помнишь?

Дозорный немного смягчил голос:

— Твою морду… мордочку я помню, Купчиха.

— Ну так открывай!

— Э-э, не спеши…

— Ты ж сказал, что признал меня…

— Я сказал, что признал твою мордочку, а ты ли это — я не знаю…

— Да что ты несешь?

— А то и несу. Последний обоз через Большой Проход три недели назад пришел. Тоже за своих признали… А как мы ворота открыли, те палить с арбалетов стали, еле отбились от них. Троих наших уволокли. Вот я и говорю: Купчиха или не Купчиха, почем мне знать, что ты — настоящая…

— Да настоящая я, что, не видишь? Если не веришь, Серика покличь…

— Точно, Серик-то тебя узнать должен, — хихикнуло пол-лица. — Вот ты и заходи, тебя одну проверять будем, а остальные на тридцать шагов назад отступите.

Обоз отошел назад. Массивные ворота с громким скрежетом приподнялись, и Купчиха едва протиснулась в небольшую щель. Как только она скрылась, ворота упали.

Обоз ждал около получаса. Как неведомый москвичам Серик проверяет Купчиху, все догадывались, но вслух об этом не говорили. Неожиданно ворота заскрежетали и поползли вверх. К ним вышел тот же дозорный и кивнул: заходите, мол, все нормально.

Когда обозники вошли на станцию, их со всех сторон окружили центровики. Солдат было человек пятьдесят — видимо, весь штатный вооруженный отряд Октябрьской. У всех в руках взведенные арбалеты, однако по равнодушным лицам и вялым движениям было видно, что это делается больше для порядка, на всякий случай. Видимо, Купчиха в достаточной мере доказала свою подлинность. Из стоявшей неподалеку сторожки вышли Купчиха и Серик — рыжий детина лет двадцати пяти.

Октябрьская выглядела чище и приличней, чем все виденные ими раньше станции. Жилища и другие помещения здесь тоже теснились в два-три этажа, но были собраны из однотипных металлических каркасов, между которыми крепились жестяные, фанерные или полотняные «стенки». Каркасы были ржавыми, а стенки дырявыми, но все-таки геометрическое построение октябрьских «кварталов» создавало иллюзию аккуратности, чистоты и относительного благополучия.

На Октябрьской было необычно для минских станций светло: длинный помост освещали аж шесть ламп. Геотермальная станция Центра давала возможность для такой расточительности.

Жители были одеты в комбинезоны из грубой ткани с нашивками, обозначавшими уровень значимости каждого — от первого до девятого. Облезлые, застиранные цифры определяли их положение в обществе. Первый уровень значимости (УЗ-1) имели только представители Ученого Совета (впрочем, на Октябрьской такие не жили), девятый уровень — мутанты-рабы и приравненные к ним, то есть те, кто не имел здесь никаких прав. Их на станции тоже не было — они не спускались из верхних помещений. Игорь заметил, что цифровые обозначения имелись и на жилищах Октябрьской, что, видимо, определяло степень их комфорта. От уровня значимости зависели размер пайка, качество жилья, объем прав и обязанностей.

Циничная цензовая система, принятая в Центре, впрочем, оказалась довольно функциональной. Кастовая раздробленность была эффективным средством против революций и позволяла хорошо управлять народом, а заманчивая возможность перейти в другой уровень значимости создавала известный стимул для продуктивной работы и получения хорошего образования — провозглашенных критериев, которые позволяли доказать свой УЗ. Хотя для последних двух уровней такие перспективы не открывались: переместиться дальше восьмого они не могли. Да и для других слоев основным способом продвижения являлись не трудовые успехи, а мзда инспекторам.

Жители прочих районов Муоса, кроме мутантов, ленточников и диггеров, для центровиков были заведомо УЗ-7, и лишь тот, кто закончил Университет Центра, имел уровень, присвоенный после выпускных экзаменов.

Все это шептала Светлана Радисту, пока они топтались под присмотром военных, обозначенных цифрами «6» и «5». Радист рассеянно спросил:

— А у тебя какой уровень?

— У меня — УЗ-3. Более высокого внешним не присваивают. Но для партизан эти уровни все равно ничего не значат…

Игорь внимательно посмотрел на Светлану. Он давно понял, что она очень умная и способная девушка. Видимо, это оценили и центровики, поэтому предложили ей учиться, а по результатам экзаменов присвоили такой высокий уровень.

— А зачем они учат партизан?

— Ну, во-первых, здесь могут учиться не только партизаны, но и нейтралы, светлые диггеры и прочие. Во-вторых, это совсем не бесплатно. За обучение одного специалиста партизаны — не смейся! — отдают по две свиньи в год. В-третьих, Центру нужны союзники, да и в торговле с нами они заинтересованы. Ведь мы поставляем сюда свинину, кожи, велосипедные механизмы, полотно из леса… Мы им нужны, поэтому они нас и обучают.

— А чего мы ждем сейчас?

— Тут свои тонкости. Главный администратор станции, как и я, имеет УЗ-3. Ему доложили о нашем появлении, но он точно посчитает ниже своего достоинства принять нас лично. Он поручил пообщаться с нами какому-нибудь помощнику из числа администраторов четвертого-пятого уровня. Тот, в свою очередь, тоже не спешит встретиться с нижайшими седьмого уровня, то есть с нами. Одновременно он демонстрирует свою занятость, а значит, высокую значимость. Думаю, мы протопчемся здесь не меньше часа, прежде чем нас пригласят для беседы.

Они прождали полтора часа, после чего к ним подошел мужичок с шестеркой на рубахе, который важно объявил:

— Вас приглашает администратор пятого уровня Аркадий Аркадьевич. Оставьте здесь оружие.

Светлана и Расанов ушли. Дехтер тоже хотел идти, но Светлана отговорила его, сказав, что из-за маски капитана у них могут возникнуть неприятности: администратор либо посчитает неснятую маску неуважением, либо, еще хуже, сочтет Дехтера мутантом или ущербным. Тогда его по местным законам должны арестовать, нарисовать на нем восьмерку или девятку (как повезет) и отправить в верхний лагерь. Дехтер, выругавшись и сверкнув глазами, остался.

«Послы» вернулись через несколько минут. Расанов недовольно бубнил что-то, а Светлана насмешливо на него поглядывала. Радист спросил:

— Что там?

— Да, как я и предполагала, Их Значимость не заинтересовался нами. Расанов распинался ему о цели нашего похода, спрашивал про приемник, а тот делал вид, что внимательно читает важную бумагу, даже глаз не поднял. Единственное, что мы от него услышали в конце: «Свободны». — Светлана передразнила администратора, изобразив презрительно-усталый тон.

— И что?

— Да тут всегда так. Мы с ним учились вместе, он знает, какой у меня УЗ, и завидует. Формально, если на мне не нарисована цифра, он не обязан соблюдать субординацию. Вот он и потешил себя, указал нам место. Хотел бы взять мзду, да боится: а вдруг у меня остались связи в Центре и я доложу. Его тогда, в лучшем случае, понизят до седьмого уровня, а в худшем — и девятый можно схлопотать.