– Я не буду писать ничего такого, – немного приободрившись, продолжила Лисса. – Ничего опасного. И не скажу, что я у вас. Просто напишу, что я жива. Чтобы меня не искали. Сами понимаете, будет хуже, если мама обратится за помощью к городской страже, начнут обыскивать все дома в городе…

Женщина махнула рукой и грузно поднялась с табуретки.

– Пиши. Пиши, что хочешь. У дома всё равно нет номера. Сама я по себе. Сама. Пиши, бумага в столе. Перо там же. А голубя позовёшь – он к тебе прилетит. От тебя птицами пахнет.

Она вышла из комнаты и заперла дверь снаружи. Едва старуха ушла, Лисса скользнула к письменному столу, как кошка к дичи.

Лисса быстро настрочила письмо – даже не письмо, скорее, коротенькую записку, – и бросилась к окну. Она надеялась, что можно будет раскрыть створку настежь и выбраться наружу, пусть даже в одной ночной рубашке, но на раме не было даже ручек. Лисса зашарила руками, точно так же, как старуха обшаривала полки и ящики, будто где-то могла прятаться невидимая задвижка, но ничего не нашла. Она внимательно осмотрела раму. Стёкла в домике старухи были двойные, совсем как у них в Птичьих Землях, хотя обычно в Авенуме ставили одинарные. В столице редко наступали суровые зимы, Большая вода приносила сюда тёплые ветры, тогда как в Птичьих Землях, напротив, середина зимы могла быть студёной, как выжженное льдом сердце принца Сальрина из старой жуткой сказки. Странно, что старуха решила так утеплить своё жильё.

Лисса подняла взгляд выше и вздохнула от облегчения. Как она могла забыть, что всего несколько минут назад старуха открывала маленькую верхнюю створку! Дрожащими от спешки пальцами Лисса повернула ручку и распахнула форточку, а потом, потянувшись дальше, открыла и вторую, наружную створку.

Однако поспешная радость быстро сменилась разочарованием. Форточка была такой маленькой, что даже коту Алиды вряд ли удалось бы выбраться наружу. Лисса нахмурилась и сжала в кулаке записку. Коричневая бумага тихо хрустнула. Наверное, старуха посмеялась над ней, когда сказала, что она может отправить письмо. Как она это сделает, если ей нельзя выйти наружу? Лисса почувствовала, что ещё немного, и она впадёт в отчаяние.

Тут послышался мягкий шелест крыльев, и на раму сел рыжий голубь, протягивая Лиссе розоватую лапку с растопыренными пальцами. Лисса улыбнулась. В одном старуха не обманула: птица как-то поняла, что она хочет отправить письмо. Лисса быстро привязала записку к лапке голубя, стараясь, чтобы узел получился крепким, но не тугим, потом ласково погладила птицу по мягким пёрышкам на грудке и прошептала:

– Лети, мой хороший. К северо-западу отсюда будет большой город – а сразу за ним увидишь высокую гору с замком. Лети в замок, тут не так уж далеко, не заблудишься. Его отовсюду видно. Отдай письмо мальчишке с крыльями, – она тепло улыбнулась, – вы с ним почти родня. Сделаешь, как я прошу?

Птица посмотрела на неё умными оранжевыми глазами и осторожно клюнула в руку, словно говоря, что всё поняла. Голубь осторожно развернулся, расправил ржаво-бурые крылья и взлетел.

Лисса глядела ему вслед, пока он совсем не скрылся в небе, вздохнула и села на кровать. Кем бы ни была сумасшедшая старуха, в ней явно чувствовались сила и власть. Где-то в центре города снова зазвонили кракелы – не так страшно, как в прошлый раз, но всё же тревожно.

«Мел придумает, что делать, – сказала она себе. – А если не ответит через два дня, то я сама как-нибудь убегу. Побью старуху, но сбегу».

Она ощупала свои бока. Рёбра болели, мышцы рук и ног – тоже. Сейчас у неё вряд ли получится сразиться со своей тюремщицей и далеко убежать. Она подождёт, но недолго. А потом что-нибудь решится. Обязательно решится.

* * *

Вольфзунд повертел в пальцах кусочек пергамента и, снисходительно улыбнувшись, вернул бумажку на стол. Перстни на пальцах сверкнули в солнечных лучах, щедро заливающих террасу. Плющ, увивающий чёрные блестящие колонны, тихо шелестел листвой под тёплым ветром.

Мел нетерпеливо поёрзал на стуле, но спросить первым не решался. Лучше, если отец увидит, что он умеет проявить выдержку и ведёт себя как настоящий взрослый альюд.

– У тебя такое лицо, будто тебе налили лимонного сока вместо вина, – произнёс Вольфзунд и откинулся на спинку стула. – Учись владеть собой, Мелдиан. Зачем ты показал мне эту милую записочку?

Мел дёрнул ушами. Что отец хотел от него услышать? Он же сразу всё понял, так зачем спрашивает? Мел выпрямил спину, аккуратнее сложил крылья и непринуждённо взял в руку бокал. Вольфзунд едва заметно улыбнулся.

– Лисса застряла где-то в Авенуме, – осторожно сказал Мел и пригубил вино.

Вольфзунд изобразил на лице вежливое недоумение.

– Я это уже понял. И что с того? Уверен, не стоит делать из этого трагедию.

– Если она решила написать, значит, всё серьёзно, – заупрямился Мел.

Вольфзунд фыркнул.

– Девушкам только дай повод. Знаешь, сколько глупых писем написала мне твоя мать? «Ах, сегодня рассвет был похож на розовый бок яблока», «Небо плакало с самого утра, как брошенная возлюбленная», и всё в таком духе. Ей скучно, Мелдиан. Вот и решила поиграть.

– Нет, – покачал головой Мел. – Лисса не пустоголовая девчонка. Она не стала бы писать, не будь нужды. Ты сам слышал, что люди пытались убить своего короля. Что, если на этот раз у них получилось? В столице может быть опасно. Вдруг поднялись бунты? Тебе ли не знать, с каким кровожадным наслаждением люди развязывают войны? Им только дай повод, и они с радостью вцепятся в топоры, сорвут со стен мечи, вытащат из хлевов вилы, чтобы рубить, сечь и дырявить друг друга.

– Человеческие женщины не участвуют в войнах, – пожал плечами Вольфзунд. – Тем более Лисса – не жительница Авенума, она даже не гражданка Земель Короны. Ей нечего бояться. Расслабься. О, Элли, как раз вовремя, спасибо, милая.

Служанка принесла поднос с мясными рулетами и маслинами. Мел задумчиво проводил взглядом еду, но не положил себе ни кусочка.

– Превосходно, – промурлыкал Вольфзунд, откусывая от рулета. – Благодарим, Элли, можешь быть свободна. Так о чём мы там говорили, сынок?

– Война – это не только сражения армий, папа, – сказал Мел. – Это сожжённые города, разрушенные дома, покалеченные души. Я не хочу, чтобы Лисса это видела. Я хочу, чтобы она скорее попала домой. К себе или к нам.

– Ты видел всего одну войну на своём коротком веку, а она произвела на тебя такое неизгладимое впечатление, – прищурился Вольфзунд. – Для того, кому предстоит жить вечность и дольше, ты слишком милосерден. Это пройдёт. Я тоже был таким в твоём возрасте.

Мелу уже плохо удавалось скрывать своё раздражение. «Дерзить пока нельзя, – сказал он сам себе. – Терпи. Прояви сообразительность».

– Отец, – сказал он твёрдо. – Позволь мне взять лошадей. Я быстро, только заберу Лиссу с Диньяной и вернусь обратно. Никто меня не увидит. Если получится, я даже одолжу у Алиды зачарованный плащ для пущей безопасности.