— Потому и тут, — кивнул Захар. — Ну что ж… Мы готовы отчитаться. Весь семенной фонд использован согласно предписаниям. Еще год-два, и мы готовы вернуть заем на материнку. Дальше зерно пойдет в товарных количествах. Остальные культуры… в смысле, ну, о насекомоопыляемых здесь говорить не приходится. Совсем другая биота, вы понимаете…

— Понимаю.

На рукавах и воротнике Захара были заметны грязные разводы, он то ли не успел переодеться, то ли у него было не так уж много сменных рубах и он ждал, пока эта запачкается окончательно.

— А вот рапс хорошо пошел. И другие самоопыляемые. Ну, то есть еще не в промышленных количествах… Нам бы себя обеспечить.

В меру услужлив, но не заискивает. Бумаги держит в порядке. Вероятно, ожидал инспектора.

— Я возьму образцы, — сказал он, — на генконтроль. Тут вообще почвы как?

— По микробиологическому составу эквивалентны земным, — прораб ни на миг не задумался, — по химическому — тоже… Азотофиксирующих бактерий своих нет, пришлось вносить культуру. Вроде успешно.

— Вредители?

— Вредители… ну, тут почти нет вредителей. Мало насекомых. Летающих насекомых вообще нет, представляете?

— Дикие животные?

— Дикие животные есть, в основном в лесу. В чаще. Тут, собственно, почти везде леса. Идеальное место для подсечного земледелия, ага?

— Ага. А… чужие?

— Не смешите мои тапочки, — сказал Захар.

Он не был в тапочках. Он был в кроссовках.

Это была такая немножко стыдная игра — а вдруг хотя бы в одном из смежных миров кто-то однажды наткнется на чужих. Не обязательно гуманоидов — в конце концов, даже птицы потенциально достаточно разумны, чтобы построить свою цивилизацию. Или, скажем, какая-то запутавшаяся в сетях пространства-времени ветвь ящеров, почему нет? Передвигаются на двух ногах, да еще эти маленькие передние ручки… Но по какой-то странной причуде разум возник только на материнке, на исходной Земле… Остальные миры — сотни, тысячи, возможно, миллионы одновременно похожих и непохожих друг на друга вариативных Земель, заросшие лесами, омытые теплыми и холодными морями, где плескалась рыба и величаво играли в радужных столбах брызг огромные синие киты, были пусты. С другой стороны, кто поручится, подумал он, что, встретив разум, мы опознаем его?

Он подтянул к себе папку с бумагами.

— А образцы я подготовлю, — сказал Захар.

Он отметил про себя, что тот не сказал: «Распоряжусь подготовить», и мысленно поставил Захару еще один плюс.

— Когда вы отбываете?

Он машинально взглянул на хронометр. Хороший механический хронометр — электроника не выдерживала переброску.

— Портал откроется через двое суток и семь часов. Плюс-минус двадцать минут. В случае неприбытия на место повторно через… это не важно. Я прибуду на место.

— Да, — согласился Захар. — Хотя… в одиночку, по лесу. Я дам вам сопровождающих, ага?

Хочет убедиться, что я убрался отсюда?

Руки Захара спокойно лежали на столешнице. Руки прораба — здоровенные, мозолистые, пальцы лопаточками, с короткими, но чистыми ногтями. На безымянном — кольцо. Не обручальное, а с каким-то камешком. Невзрачным. Местным, скорее всего. Символическое обручение с землей. Патриоты, надо же!

— Скажите, а как вы себя называете?

— Прошу прощения?

— Ну, там, глава координационного комитета? Мэр? Губернатор?

— Председатель координационного совета, — сказал Захар.

Всегда так. Либо комитет, либо совет. Совет все ж таки лучше. Тонкости лингвистики. Они же семантики.

— А совет-то есть?

— А то, есть. Только там совмещенные должности. Медицина, образование, полевые исследования — это Василь, охрана порядка — Ханна, а я… ну, я все остальное. Сельское хозяйство, строительство, планирование, распределение. Помощники еще есть. Эксперты. Толковые, но как бы это сказать… без административной жилки.

Значит, Ханна — местный шериф? Ну и ну.

— Должности выборные?

— Выборные, — равнодушно кивнул Захар.

— И когда ваш срок кончается?

— А когда надоем. — Захар чуть привстал, как бы намекая, что разговор ему не интересен. — Тут всякими властными играми не увлекаются. Других дел хватает. А зачем вам все это?

— Для отчетности. — Он тоже встал.

— Ну так отчитывайтесь. — Захар доброжелательно кивнул. — Все, что надо, обеспечим. А мне еще с агрономами поговорить надо. Чтобы собрали образцы. Вы это… устроились уже?

— Да, спасибо. В клубе.

— А, ну хорошо. Думаю, Ханна уже и воду согрела. Двадцать каэм лесом, надо же… За сколько?

— За восемь часов пятнадцать минут. Нас хорошо тренируют.

Он взял папку и направился к двери.

* * *

Тут отовсюду пахло свежей стружкой. И эта чистая, розовая, прекрасная древесина, тесаные перила веранд, грубо сработанные кресла-качалки, массивные столы — все такое прочное, все рассчитано на несколько поколений, на большие, дружные семьи. Чтобы собирались по вечерам все вместе…

Так, наверное, было на Диком Западе. С той только разницей, что тут нет никаких индейцев, подкарауливающих по лесам с томагавками. Да и лампы, освещающие загорелые лица поселенцев, все-таки не керосиновые — открытие техники переброса оказалось настоящим катализатором новых технологий: поселенцам требовались экономные светильники, мощнейшие и легкие аккумуляторы, термоизолирующие ткани, и все — легкое, как можно более легкое, поскольку каждый миллиграмм был на счету. И никакой цифры.

Чего-то не хватало. Только пару минут спустя он сообразил: вокруг ламп не роилась мошкара. Ну да, тут же нет крылатых насекомых!

Не было, соответственно, и ярких, крупных цветов, так радующих душу хозяек. Да и душистых, вечерних, приманивающих мохнатых бледных ночных бабочек, тоже не было. Наверное, еще и поэтому, подумал он, так чувствуется повсюду этот древесный запах: его нечему перебивать. Впрочем, пахло и листвой, и разогретой за день землей — запах покоя и правильной, хорошей мышечной усталости.

Палисады тут были низкие, скорее для порядка. Они что, совсем не боятся? Предварительные исследования не выявили крупных хищников, но это не значит, что их совсем нет. Потом, та странная тварь, которую он видел у речки…

Эти предварительные исследования вообще делаются наспех — слишком дорого забрасывать надолго людей, да еще с кучей полевого оборудования. К тому же ни спутниковой, ни аэрофотосъемки, ничего… Он никогда не доверял исследовательским группам, всегда подозревал, что они если и не врут, то преуменьшают степень опасности.

В освещенных окнах за домоткаными расшитыми занавесками мелькали тени, он слышал женский смех, звук губной гармошки — чьей-то реликвии. Наверное, надеются, что, когда на материнку пойдут поставки зерна, выпишут себе проигрыватель и винилы, а пока что делают себе музыкальные инструменты из всяких подручных материалов, по вечерам собираются на танцы в этом их общественном доме…