– Возьми себя за голову и ударься о ближайшую стенку, – рыкнула я и постаралась идти еще быстрее. – От меня ты ничего не дождешься.

– А что мне дожидаться, – усмехнулся Хайлар. – Сам возьму, что надо.

И в следующий момент дернул меня к себе и, крепко сжав, впился в губы требовательным поцелуем.

Я сегодня достаточное количество раз пребывала в ступоре, потому сейчас для разнообразия среагировала почти моментально. Слишком была зла и очень уж хотела хоть как-то отыграться за унижение и дикий страх, которые пережила.

С удовольствием цапнула мерзавца за нижнюю губу, прокусив насквозь.

Пока не опомнился, сжала кулон-накопитель на его груди, безжалостно забирая всю божественную энергию.

Затем с наслаждением и без сожаления врезала матерящемуся Хайлару коленом между ног.

Секунду позволила себе понаслаждаться видом согнувшегося пополам недруга, с губы которого на брусчатку капала кровь. Ну а после спокойно произнесла про себя формулу заклинания, которое в тот же миг перенесло меня на порог дома Леонарда.

Не колеблясь, я рванула ручку двери на себя и, вихрем промчавшись по дому, буквально взлетела на второй этаж. И едва не сбила с ног самого Лео, которого вроде как не должно было уже здесь быть.

– Шая, ты чего бегаешь, словно пчелой ужаленная? – удивленно спросил он, мягко придерживая меня за плечи.

А я… вдруг осознала, насколько устала. Как мне больно, горько, обидно. Как хочется просто выплакаться и услышать, что все будет хорошо.

Наверное, художник все же был не лучшим кандидатом на роль жилетки. Но в тот момент он показался мне самым надежным и сильным. Именно тем, кому я могу без раздумий довериться.

– Лео-о-о! – Я прижалась к нему и, обняв за талию, спрятала лицо на его груди. – Я такое пережила!

И от души, взахлеб разревелась.

– Тихо, тихо, ты чего? – обеспокоенно проговорил Леонард, осторожно придерживая меня. – Тебя кто-то обидел?

– Да-а-а! – плаксиво протянула я.

– С ума сойти… – выдохнул он. – Так, пошли на кухню, попьешь водички, успокоишься и расскажешь мне, кто в нашем сонном городке умудрился довести до слез аж целую джиннию.

И решительно отстранил меня. Вернее, попытался.

– Пожалуйста, постой так, – всхлипнула я, намертво сцепляя пальцы за его спиной.

Я с затаенной паникой ожидала, что меня сейчас оттолкнут. Строго напомнят о границах и все такое, а ведь мне до смерти было необходимо чувствовать себя слабой и защищенной. Как тогда, когда мне было пять лет и я свалилась с дерева прямо в малиновые кусты. Мой строгий отец добрый час просто качал меня, исцарапанную и грязную, на руках, и от этого казалось, что мир на моей стороне.

Над ухом раздался тяжелый вздох, а затем Лео вдруг одной рукой обнял меня. А потом легко погладил по голове.

Я не знаю, сколько мы так простояли. Время замерло, а мир затих. Я почти беззвучно рыдала, уткнувшись носом в рубаху Лео, слабо пахнущую цитрусами и хвоей. А сам художник продолжал молча гладить меня по голове и даже не пытался разрушить странный миг полного единения.

Наконец я почувствовала, что мне стало легче, а слезы не льются сами собой, застилая глаза. Шмыгнув носом, я сама шагнула назад и уставилась на легкие кеды Лео, боясь поднять взгляд.

– Прости, я тебе всю рубашку промочила.

– Ерунда, – спокойно отозвался он и, немного помолчав, тихо спросил: – Ты как?

– Жить буду, – скривилась я и решилась все-таки поднять голову. – Спасибо. Мне это было необходимо.

– Я знаю, – мягко улыбнулся мой потрясающий сосед.

Вот только глаза эта улыбка не затронула. Взгляд художника был цепким и… встревоженным.

– Идем, – решительно сказал он и ухватил меня за руку.

Пока я пыталась сообразить, что и к чему, Лео привел меня на кухню, усадил на диван, а потом, поставив передо мной стакан воды, уселся напротив.

– А теперь рассказывай, – сурово скомандовал он.

– Мм… – После того как я выплакалась, идея рассказать Леонарду о Хайларе такой привлекательной уже не выглядела. – Ну…

– Давай, давай, – поторопили меня. – Считай это компенсацией за испорченную рубашку.

Я посмотрела на влажные пятна на голубой ткани и, прикусив губу, опустила глаза. Хорошо еще, что косметика моя выдержала слезоразлив и не отпечаталась. Хотя, наверное, я сейчас еще та красотка…

– Ты вышла из дому, чтобы прогуляться и проветрить голову, – решил начать за меня Лео. – И в городе, я так понимаю, кого-то встретила. Кого?

– Хайлара, – с тяжелым вздохом сказала я, судорожно сжав пальцы на стакане.

– Хайлар – это у нас кто?

– Хайлар – это у нас мой начальник.

– Тот самый, что послал тебя ко мне с контрактом?

– Да…

– И тот самый, который твой недожених?

Я вздрогнула и кивнула:

– Да.

– И что этот урод сделал?

Я вскинула голову и с удивлением посмотрела на Лео. И судорожно сглотнула, моментально узнав это выражение лица. Именно такое я часто видела у братьев, когда рассказывала о своих обидчиках. И обычно после этого кому-то прилично прилетало. Видимо, именно поэтому я решилась и сказала:

– А можно начать не с этого?

– С чего посчитаешь нужным, – мимолетно улыбнулся он.

В этот момент меня и прорвало.

Я говорила долго. Часто сбивалась. Временами уходила в рассказе в такие дебри, что сама была в шоке. Выдула около пяти стаканов воды, так как жутко пересыхало горло. За окном даже успело стемнеть, а я все говорила. И Лео не перебивал меня, не торопил, не останавливал. А лишь слушал. Так внимательно, не отрывая глаз… что я просто физически не смогла бы остановиться.

Я рассказала ему все. Даже то, о чем не знали родители и братья. Все свои страхи и переживания. Как я впервые осознала, что сын друга моего отца смотрит на меня как-то странно. Как впервые услышала о его планах на меня. Как впервые ударила его за то, что он меня высмеял перед товарищами. И как плакала от обиды в своей комнате, когда меня за это наказали. Все-все, за что я тогда так ненавидела заносчивого джинна. О своих братьях, которые без колебаний встали на мою сторону и убедили отца, что я не наговариваю на потенциального жениха. О страшном скандале, когда я впервые услышала, как папа повышает голос. Об угрозе отказать младшему Рэкхарту от дома, если он и дальше будет позволять себе подобное поведение. Мне тогда было шестнадцать лет… Хайлар затаил злобу, а его издевки стали тоньше и неуловимее. Зачастую они были понятны лишь нам двоим, и это не давало мне права пожаловаться на него отцу. Зато я от души жаловалась братьям. До того дня, как мой близнец, взбеленившись, не напал на Хайлара. Я, с ужасом наблюдая за двумя сцепившимися ифритами, молилась, чтобы мой недруг не убил еще неопытного и совсем юного Шейрана. И поклялась себе, что никогда больше не скажу братьям ничего такого, что спровоцировало бы подобное. Это было два года назад…