* * *

– Луиза всегда знала, чего она хочет, и пыталась достичь этого всеми возможными способами. Когда ей было четыре года, она попросила в подарок на день рождения лак для ногтей. Я согласилась, мне показалось это милым. Но дочь тут же удвоила ставку и спросила, может ли она получить два лака для ногтей, я подумала и тоже согласилась. Но это была бы не моя девочка, если бы она удовлетворилась ответом и столь быстрым согласием. – Графиня улыбнулась с такой теплотой и любовью, что у Моны защемило сердце, – никто никогда не говорил о ней так.

Они с графиней сидели в креслах в ее комнате и вышивали, несмотря на то что с самого утра она рвалась в библиотеку, к Яну, чтобы увидеть его поскорее и расспросить о «смотрящем». Ей показалось, что события вокруг нее мало-помалу начали сдвигаться с мертвой точки и в ее собственной копилке секретов, вопросов и ответов появилось новое прибавление. Но все же она решила дождаться графиню, чтобы придерживаться той лжи, которую обе озвучили Кириллу, – урок вышивки. И хотя тыкать иголкой в ткань ей сейчас хотелось меньше всего, Мона сгруппировалась как дикий зверь перед прыжком: максимум выдержки и осторожности.

Графиня пришла к десяти часам и выглядела так, словно не спала всю ночь – глубокие тени под глазами, а сами глаза покраснели и опухли.

– Ко мне сегодня приезжают дети, я полночи готовилась, – с готовностью пояснила она, – не смогу долго задержаться, надо еще массу всего успеть сделать.

Мона попыталась изобразить разочарование, но у нее это плохо получилось. Анастасия принесла цветные нитки, пяльцы и ткань с готовым узором. Показала девушке разницу между вышивкой гладью и крестиком, и та сама не заметила, как провела несколько часов за монотонным занятием, слушая забавные истории о детях графини. Ей казалось, что она сидит у теплого камина в холодный зимний день и ласковое тепло согревает не только ее тело, но и душу.

– И что сказала Луиза? – поинтересовалась она, в очередной раз ловя себя на мысли, что завидует этой незнакомой девочке.

– Луиза спросила, может ли она получить три лака. Я подумала и решила, что беды не будет, и снова ответила согласием.

– И в итоге она выклянчила у вас сто лаков? – рассмеялась Мона.

– Нет-нет, – запротестовала графиня, – когда она дошла до пяти, я ответила твердым отказом.

– И? – Девушка догадалась, что это не конец истории.

Несмотря на то что она никогда не встречала детей Анастасии, ей казалось, что она знает их как родных. Луиза была умна, порывиста, решительна и хотела спасти мир, мальчики-близнецы – спортивны, энергичны и всегда готовы к шалостям. А вот старший, Филипп, непременно однажды получит Нобелевскую премию.

– Луиза немного помолчала, а затем спросила, может ли она получить три плюс два лака вместо пяти.

Мона рассмеялась, продолжая вышивать. На сердце было легко и весело, ей нравилось это праздное безделье и ни к чему не обязывающая болтовня. Удивительно, но она даже не скучала по социальным сетям и селфи, все то, что имело значение даже месяц тому назад, вдруг показалось шелухой.

– А мальчики? Что они делали смешного? – полюбопытствовала она.

– Мальчики совсем не такие, – покачала головой графиня, делая последний стежок и меняя нитку. Она вышивала маленькую птичку – кропотливая работа, нужно было подбирать нитки одного цвета – коричневого, но разных оттенков. Мона подняла голову и залюбовалась шелковистым узором. Сама она корпела над детским домиком и ей даже стало немного обидно, что графиня принесла ей вышивку, на упаковке которой значилось «для детей от восьми лет». Ей немедленно захотелось усовершенствовать свое мастерство и вышивать картины. Кажется, она нашла идеальный инструмент для медитации, когда можно ни о чем не думать, совершая механическое действие, которое к тому же здорово успокаивает.

– Франсуа после первого же урока тенниса сказал, что выиграет Уимблдон. И все эти годы он шел к этому.

– Ваш сын выиграл Уимблдон? – поразилась Мона.

– Да, – кивнула графиня, и в этом быстром скромном движении было столько материнской гордости и любви, что у девушки снова заныло сердце. Она вдруг представила на месте графини своего отца. Интересно, а что он рассказывает о своей дочери? Что она залетела, будучи подростком? Что она училась в школе для трудных детей? Что она пила и употребляла наркотики? Она почувствовала, как запылали щеки, и постаралась отогнать мысли о собственном ничтожестве.

– А моему папе нечем похвастаться, – тихо сказала она.

– Неправда, – покачала головой графиня, – если бы у меня была такая дочь, я бы только о ней и говорила.

– Правда! – горячо и слишком порывисто возразила Мона. – Обо мне вообще нечего рассказать! Хорошего, я имею в виду, – выпалив эту фразу, девушка низко опустила голову и постаралась сделать глубокий вдох, чтобы не расплакаться.

– Ни за что не поверю, – возразила графиня, – вы красавица, вы так быстро всему обучаетесь, вы очень умная. Я видела, какие книги вы читаете, я не прочла и половины из них! – В голосе графини не было ни малейшего намека на лесть, она говорила размеренно, с той же теплотой и увлеченностью, как и о собственных детях. Ее невозможно было обвинить во лжи, потому что она не врала, и Мона сразу же это почувствовала.

– Я раньше совсем не читала, здесь начала просто от скуки. – Она предприняла еще одну нерешительную попытку самобичевания.

– Ну и что, – пожала плечами графиня, – главное, что начали. Большинство людей забывают о существовании книг сразу же после школы, когда над ними никто не стоит с палкой. – Она замерла и прицелилась для очередного аккуратного стежка. Мона посмотрела на свою вышивку – она так увлеклась обвинениями в собственный адрес, что даже не заметила, как ее домик перекосило. Плевать, сейчас ей было отчаянно необходимо услышать что-нибудь хорошее.

– И выпечка вам с первого раза удалась, – продолжала тем временем графиня, не замечая пытливого взгляда собеседницы, – а это далеко не у всех получается. Знаете, тесто это такой безошибочный маркер. Оно любит только хороших людей. Если вы неважный человек или приступаете к выпечке в скверном настроении и с плохими помыслами, то у вас никогда ничего не получится. Проверено много раз, – авторитетно заявила она.

– Уверены?

– Абсолютно, – кивнула графиня, – а ребенком, которому с первого раза удается все, за что он берется, может гордиться каждый родитель.

Мона опустила голову еще ниже и тихонько прошептала:

– Спасибо.

– Не за что, дитя мое. – Графиня посмотрела на большие напольные часы, стоящие в дальнем углу комнаты, и спохватилась:

– Как же время с вами бежит! Мне уже пора. – Она отложила в сторону свое вышивание.

– Можно я вас обниму? – вдруг неожиданно для самой себя порывисто спросила девушка.

Графиня мягко улыбнулась.

– Конечно, милая. – Она распахнула объятия, и Мона, вскочив с кресла, крепко обняла ее. Она почти инстинктивно ощущала, что нет необходимости объяснять графине странную просьбу. Та все понимает без слов. Они постояли так несколько секунд, графиня погладила ее по голове: