меня как-нибудь обидеть или оскорбить.

– Я? Оскорбить? Да никогда в жизни, – я обнял Юнелию и крепко прижал к себе. – Ты ведь прекрасно знаешь, что я люблю только тебя, а все остальное лишь для того, чтобы потешить мое самолюбие, – Юнелия тоже крепко меня обняла и, подняв голову, кверху стала смотреть мне в глаза.

– В такие моменты мне лишь хочется понять, насколько твои слова серьезны.

– Тогда почему бы нам не поискать ответ в спальне?

***

Прошлое штука упрямая, как бы ты не хотел, ты не можешь его исправить. Иногда, кажется, что вернись ты на какой-то время назад, обязательно прожил бы жизнь по-другому, но так ли это? Были бы мы счастливы, если бы все время пытались исправить любые оплошности и получить максимальную выгоду из ситуации? Сколько бы раз я не начинал свою университетскую главу сначала, все равно итог был бы один и тот же. Я бы сотни раз влюблялся в Юнелию и сотни, раз она бы разбивала мое сердце, и я вновь возвращался к своей нынешней жизни. Почему? Ну, просто потому, что я действительно любил её, и сколько бы ненависть не пожирала мою душу, в конечном счете, тогда я был счастлив, а она была единственной, кто дарила мне счастье. Это все тоже, по сути, наука, в которой все решают законы и аксиомы. Я ненавижу её, возможно, я убью её при личной встречи, но все же я благодарен ей за то время, а так же за то, что она убила во мне глупую веру в человека и значащие слова.

Я открыл дверь и вошел в дом. Откуда-то с кухни доносились удары ножа. Я снял обувь и не спеша отправился на зов клинка.

– Роберт, хорошо, что ты вернулся, скажи мне, а где и что у тебя разогревает еду? – Марибела практически поставила меня этим вопросом в тупик, так как подобной штуки в моем доме просто не было. Раньше здесь находилась печь, но я заделал её из соображений безопасности. Также нами с Байроном была запатентована технология нагрева металлических дисков, которые заменяли печь, но и такой штуки за ненадобностью у меня не было.

– Кто изобрел векторные очки и перчатки?

– Что? – я, явно озадачил Марибелу больше, чем она меня.

– Я спрашиваю, кто изобрел векторные очки и векторные перчатки?

– Роберт Брейм, – ответила на мой вопрос Ивия, которая что-то старательно нарезала.

– Ну, значит, по крайней мере, я еще не совсем сошел с ума.

– А что случилось? – спросил Ваан.

– Мне сегодня довелось познакомиться с одной экскурсионной группой из столицы. Так вот, похоже, там все уверены, что единственная моя заслуга – это запрещенная книга.

– Запрещенная книга? – с каждой моей фразой Марибела понимала, все меньше и меньше.

– Мой учебник, судя по всему, запрещен везде кроме этого города.

– Что-то я ничего не понимаю, – Марибела села на стул, так ей, очевидно, было проще думать.

– Байрон как-то давно говорил мне об этом, и судя по всему это началось. Вот скажите мне, что такое утопия?

– Нечто идеальное, – сказал Ваан.

– А по отношению к государству?

– Место, где все живут в равенстве, – ответила Ивия.

– Вот, к сожалению, все думают также. Большинство уверено, что утопия заключается в равенстве, к которому и надо стремиться. Именно эту иллюзию и поддерживает наше государство во главе с королем. Они пытаются создать иллюзию равенства.

– Абсолютно не понимаю, как это связано с учебником, – мозг Марибелы готов был взорваться.

– Да очень просто, если на сцене появляется персонаж вроде Байрона или Брейма, люди начинают, либо возносить его, либо завидовать ему, либо ненавидеть его. Таким образом, рушится все равенство, люди начинают видеть кого-то над собой, начинают стремиться к лучшему. У многих есть кумиры, которые задают высоты, желаемые для достижения. Однако теперь представьте, что этих кумиров нет, и все абсолютно равны. Эволюция на этом останавливается, а народ превращается в стадо овец. Ведь любое пасущееся стадо – это, по сути, утопия, и таким стадом, как известно способен руководить один человек с небольшой упряжкой собак. Так вот, именно это сейчас и происходит, король строит утопию, где нет места героям, и нет места кумирам, есть только стадо и так называемая утопия. Равенство ведет не к счастью, а к деградации и полному вырождению. Лимин ни что иное, как дар этой утопии, а люди, множество людей ни что иное, как творцы счастья. Не один человек, а все, каждый может создать чудо. В Утопии нет места таким людям как Байрон и Брейм, только и всего.

– Но разве классовые различия это хорошо? – мои доводы явно не убедили Марибелу.

– Это не просто хорошо, это прекрасно. Я являюсь живым примером того, что класс ничего не решает. Именно мое стремление обойти все эти предрассудки, позволило нам всем пользоваться благами, которые дарует лимин.

– Роберт, но ты не самый удачные пример, такие люди рождаются очень редко.

– Такие люди не рождаются вообще, однако это не значит, что у людей не может быть каких-то других полезных для мира способностей. Мы создали общество, города, блага – только потому, что стремились улучшить свою жизнь, приблизив её к идеалу, но этот идеал не имеет ничего общего с утопией и равенством, наоборот, человек каждый раз пытается превзойти сам себя и только это единственный правильный путь к вершине творения.

– В некотором роде получается, что нам повезло, едва родившись остаться без родителей и скатиться в самые низы? – взгляд Ваана был весьма скептичен.

– Через какое-то время, когда мы одержим победу, ты поймешь, что я был прав. А будь ты каким-нибудь Вааном де Кюстин, ты бы сейчас сидел в своей замкнутом «высшем обществе» и верил в то, во что тебе говорили бы верить. Если ты считаешь, что слепота – это счастье, то дело конечно твое. Высшее общество полно ограничений, чем меньше у тебя этих ограничений, тем ярче свобода.

– Вы переходите от крайности к крайности профессор Брейм, я говорю, что всего лишь неплохо было бы жить вместе с семьей, только и всего.

– Неплохо прикрываться словами, а жить с семьей или без семьи, главное слово тут «жить». Именно жить, а не существовать. Если ты так хочешь семьи, то ты просто должен её создать, а не тешить себя мыслями о том, что было бы неплохо родиться в кругу близких людей. Ты должен сам сотворить свое счастье. Да, возможно тебе не повезло, и ты родился вообще без основы, но тем больше путей к творчеству, все зависит