Вслед Эдварду Рошан изрек:

— Удачи!

Она ввела его в спальню и закрыла дверь. Она знала, что он сейчас задаст ей хорошую головомойку, и боялась ее, но все же это облегчение. Обманывать его было ужасно.

— Где Нэнси? — спросил он.

— Ну… она вышла. — Руфа была этому рада. Нэнси при полном параде сильно разозлила бы его. — Сними, пожалуйста, пальто и присядь. Хочешь чая, кофе или еще чего?

Он расправил плечи. Комната вдруг показалась невероятно маленькой.

— Нет, — отрезал он. — Спасибо.

— Скажешь, если захочешь.

Эдвард сложил руки.

— Не захочу. Поскольку я вел машину из Глостершира в грозу, а последние 40 минут пытался отыскать место для парковки, то, думаю, начнем, не откладывая.

Руфа села на кровать в другой половине комнаты.

— Надеюсь, ты догадываешься, почему я здесь, — сказал он.

— Говори прямо, Эдвард. Не нужно ходить вокруг да около.

— Прекрасно. Сегодня утром я был в Сиренчестере и столкнулся с Майком Босуортом.

— А…

— «Босуорт» — это аукционная фирма, которая оценивала Мелизмейт. Я спросил его, как обстоят дела с продажей, — сказал Эдвард. — И был совершенно ошарашен, узнав, что она откладывается. Майк сказал, что твоя мать до сих пор не дала ему «добро».

Воцарилось долгое молчание.

Руфа смотрела на свои колени.

— Мы хотели немного повременить.

— Время давно вышло. — Движением плеч Эдвард сбросил с себя мокрое пальто на спинку единственного в комнате стула. — Долги растут, дом вот-вот рухнет. Я ожидал глупостей от Розы, но не от тебя.

— А ты говорил с мамой?

— Я приехал в Мелизмейт, чтобы разобраться с происходящим. И разобрался. Оказывается, приостановка продажи — целиком твоя идея. Оказывается, вы отправились в Лондон с намерением выйти замуж за богатого идиота, чтобы урегулировать всю эту чертовщину.

Руфа опустила голову. У нее пересохло в горле. Она жалела, что Роза проболталась, хотя и не могла винить ее за это. Когда Эдвард цеплялся мертвой хваткой за что-либо, невозможно было не сказать ему правду. Роза говорила, что боится его моральных проработок. И к тому же она никогда по-настоящему не понимала, как важно было для Руфы его одобрение.

— Я не удосужился спросить, где вы с Нэнси достали деньги, — продолжал Эдвард. — Я, естественно, дошел до этого сам. Получается, что вашу прихоть финансировал я же, надеясь, что ты потратишь деньги на дальнейшую учебу. Теперь-то я точно знаю, как ты распорядилась ими. Роза показала мне вашу фотографию из одной воскресной газеты весьма сомнительного свойства. Она, видимо, думает, что это решает все.

— Извини, Эдвард, — сказала Руфа. Она заставила себя поднять голову и взглянуть на него. — Мне пришлось солгать тебе. Если бы ты узнал правду, ты отобрал бы брошь.

— Брошь оказалась никудышным подарком, — отрезал Эдвард.

— Сопровождаемым определенными условиями.

Его темно-серые глаза казались черными при слабом верхнем освещении.

— Ты рассуждаешь, как твой отец, что ты, несомненно, сочтешь за комплимент. А я-то считал тебя единственным из семьи человеком, сохранившим остатки разума. Ну, не будем углубляться в детали. Собирайся. Если собираешься поспорить, сделаешь это в машине.

Испытываемое Руфой чувство вины вылилось в гнев.

— Мы можем поспорить прямо здесь, потому что я не поеду с тобой домой. И в моей идее нет ничего безумного. Для такой девушки, как я, вполне возможно выйти замуж за богатого человека. Я знаю, что я могу спасти Мелизмейт. Так почему же мне отказываться от этого?

— Ты действительно хочешь, чтобы я ответил тебе? — Эдвард говорил тихо и спокойно, обуздав свой гнев. — Из-за явной аморальности этого. Конечно, ты можешь найти богатого мужа — ты девушка красивая. Но продавать себя за деньги…

— Послушай, Эдвард, ты не имеешь права врываться сюда и приказывать мне. Если эта брошь — подарок, я вправе делать с деньгами все, что заблагорассудится. И я использую их, чтобы спасти свой дом. И я не собираюсь выходить замуж за человека, которым не восхищаюсь и которого не уважаю…

— Ты думаешь, это принесет тебе счастье?

— Да! — закричала она. Раньше она никогда не кричала на Эдварда. — Я буду безумно счастлива с любым, кто вернет мне мой дом!

Эдвард был ошарашен. Он не ожидал такого отпора.

— Я не знал, как много значат для тебя деньги, — холодно проговорил он.

— Ты никогда не понимал, как много значит для всех нас Мелизмейт. Право наследования и право собственности для тебя ничто, поэтому ты не понимаешь, что он значит для нас гораздо больше денег, что он стоит жертвы. То же самое можно сказать и о твоем отношении к Настоящему Мужчине.

— Я не помню, чтобы он шел на какие-то жертвы, — сказал Эдвард.

Это была правда, и поэтому Руфа обозлилась еще больше.

— Ты не мог контролировать его; вот почему ты постоянно придирался к нему, критиковал все, что он делал…

Побледнев от гнева, он приблизился к ней еще на шаг.

— И ты думаешь, я действительно занимался этим?

Казалось, он возобладал над ней, подавил ее. Руфа не хотела больше спорить — это было бесполезно: ведь Эдвард прав. Она вдруг почувствовала запах дождя, исходящий от его пальто, и запах мыла, исходящий от его рук, а главное — мускусный запах его тела. Впервые она была смущена тем, что он мог нагнуться и поцеловать ее. В воздухе неожиданно запахло сексом. Руфа залилась краской и отступила.

— Ты пытался управлять им, — сказала она. — Но мы не давали тебе разрешения управлять нами.

Его голос был предельно тих.

— Я, слава Богу, не считал, что на это мне нужно разрешение.

— Ты не имеешь права врываться сюда и все портить.

— Я пытаюсь помочь, — пояснил он. — Я… я делаю это, потому что забочусь о тебе.

Она не могла принять это, не испытав чувства вины.

— Ничего подобного. Ты ревновал Настоящего Мужчину и теперь восторгаешься тем, что его примерная семья вынуждена превращаться в самую обыкновенную! Ты считаешь, что мы заслуживаем этого! О Боже…

Руфа прижала ладони к пылающим щекам. Она тут же поняла, что нанесла ему тяжелый удар. Он же был удивлен тем, что она способна на такое.

— Я ошибался, — проговорил он. — Ты такая же фантазерка, как и он. Я думал, у тебя есть частица здравого смысла, а ты все это время цеплялась за нелепое представление, что мир обязан тебе всем лишь потому, что вы веками владели небольшим клочком земли. Неужели это дает тебе право считать себя исключительной? Для того чтобы родиться в семье с древними корнями, не требуется никакого ума!