— Ты злишься? — Он либо удивился, либо обиделся. — Извини, если я не вовремя, но дело в том…

— В чем, Гена? — Соня наконец-то сообразила, что ее тон несколько непозволителен при сложившихся обстоятельствах. — Извини за резкость, у меня тут духовка… Ужин, ты же помнишь…

— Да, милая, конечно, помню, — выдохнул он с облегчением.

Но его «милая» прозвучало так собственнически, так заезженно, что Соню затошнило.

— Так я прихожу? — спросил он.

— А ты где? — Она в панике рванула к зеркалу и чуть не разревелась от досады. Концы волос выглядели, как волокна с початка кукурузы. То ли бигуди передержала, то ли просто волосы наэлектризовались, пушились и взлетали следом за движениями щетки. Угораздило же… — Я в том смысле, сколько у меня еще времени?

— Я? — Он немного помялся. — Вообще-то я звоню с угла твоего дома, из автомата… Но если нужно, я еще прогуляюсь.

Соня представила себе Гену, утопающего в снегу, с сумками наперевес, да еще прихрамывающего, и ей стало жаль его.

— Ладно, чего уж теперь, — она швырнула расческу на полку под зеркалом. — Поднимайся, будем доделывать ужин вместе. Но предупреждаю: я еще не привела себя в порядок.

— Соня, что такое ты говоришь… — Он мягко засмеялся в трубку и словно обдал ее своим жарким дыханием.

Соня болезненно поморщилась. И в самом деле, о чем она?! Очень ему нужно, как она выглядит! В лучшем случае он любит ее любую. В худшем — ему нужно добраться до коробки с наркотиками. Очень уж сомнительно, что он ни при чем во всей этой истории. Как-то ведь листок, в который была завернута коробка, оказался в кармане его куртки…

Наплевав на то, какое это произведет впечатление на ее «нареченного», Соня вырядилась в летний трикотажный костюм. Широкие выцветшие бриджи, которые мама все порывалась порвать на тряпки. И такая же широкая кофта до середины бедер. Волосы она высоко зачесала и скрутила в тугой пучок.

— Ничего, милый, — зло шептала она перед зеркалом, почти выплевывая из себя это «милый». — Переживешь! Привыкай к суровым будням совместного бытия! Жизнь — это не вечный праздник! И уж в чем, в чем, а в том, что я пытаюсь тебя соблазнить, упрекнуть меня ты не сможешь.

Как Соня ни старалась, у нее не вышло выглядеть дурнушкой. И прическа ей шла удивительно. И румянец — результат ее трехчасовых бдений у газовой плиты — красил ее неимоверно. И даже потерявший форму старенький костюм ее нисколько не портил, добавляя пикантности и оставляя плацдарм воображению.

— Привет, — в который раз за день поприветствовал ее Гена и переступил порог ее квартиры. — Вот… Я пришел…

— Ага, проходи.

Соня меланхолично кивнула ему, отметив про себя, что вещей при нем не так уж и много. Блеснула даже надежда, что Гена, возможно, надолго у нее не задержится. Но она тут же себя одернула: сама же хотела, чтобы он пожил у нее, чего теперь выпендриваться?

Гена снял шапку, куртку. Посмотрел на ботинки, затем вопросительно — на Соню.

— Как хочешь, — она вяло пожала плечами, ей-то какая разница, в чем он будет разгуливать по квартире, в домашних тапочках или ботинках. Она вон так вообще — босая стоит.

Гена посмотрел на ее ступни, отчего-то судорожно сглотнул и, подумав, снял ботинки, оставшись в носках.

Темный, явно дорогой костюм. Белоснежная сорочка, галстук. Волосы аккуратно зачесаны назад, волосок к волоску, будто он только что из парикмахерской, а не снял шапку несколько минут назад. Было ясно, что к встрече он готовился основательно. Не то что она — пастушка пастушкой. Что бы сказала бедная мама?! А что бы она сказала, узнай, что стильной ухоженности Генкиной прически Соня предпочла бы спутанные пряди русых волос в россыпи снежинок?..

— Ты так выглядишь, — пробормотала Соня, не зная, что делать и говорить дальше. — Ну да, конечно… Мне, наверное, нужно переодеться?.. Пожалуй, что и так…

— Не нужно. — Он подошел к ней ближе, обдавая терпким запахом хорошего одеколона, взял за руку и поднес ее ладонь к своим губам. — Ты очень милая сейчас. Такая… домашняя, без претензий и почти… родная…

Соня испуганно выдернула у него свою руку, тут же сконфузилась, начала что-то говорить, быстро и путано. Потом окончательно растерялась и ринулась в кухню, на ходу выкрикнув:

— Иди сюда, мне нужна твоя помощь.

Он зашел за ней следом минуты три спустя. Замер у притолоки, скрестив руки перед собой, и очень внимательно и долго смотрел на ее судорожные метания по кухне. Смотрел на то, как она достает утку, перекладывает ее из чугунной сковородки на блюдо и обкладывает обжаренным картофелем. Потом ставит блюдо на стол, посыпает мелко нарубленной петрушкой. Тут же мечется в поисках салфеток, находит их, роняет. Потом едва не разбивает фужер. Бутылку вина, бездумно повертев в руках, вместе со штопором с грохотом ставит рядом с тарелками. Вилки, ножи, какие-то крохотные розеточки и тарелочки с закусками и салатами. Все это Соня извлекала из холодильника и нагромождала на стол, стараясь ничего не упустить и не забыть. Забывала она только об одном: смотреть на него.

— Соня, а может быть, все дело как раз в этом, — обронил вдруг Гена, словно продолжил начатый недавно разговор.

— В чем? — Она замерла на полпути от холодильника к столу с гроздью винограда в одной руке и коробкой конфет в другой.

— В том, что тебе нужна моя помощь? Может быть, не я вовсе нужен тебе, а только моя помощь. Если это так, то… я должен знать точно, понимаешь?

Ситуация принимала несколько драматичный поворот. Соне этого не хотелось. Не хотелось никаких объяснений. Да и что она могла ему объяснить, в конце концов? А уж о признании в том, что она использует Гену, и речи быть не могло.

— Я не понимаю! — искренне ответила Соня, пряча глаза и принимаясь пристраивать виноградную гроздь на вазе, где уже высились горкой мандарины. — Я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать, Гена. Честно, не понимаю! Если ты ждешь от меня каких-то слов о любви, то я не могу их тебе сказать. Не могу, по крайней мере пока. Помощь… А в чем ты можешь мне помочь? В деньгах я не нуждаюсь. Крыша, как видишь, над головой имеется, и весьма надежная.

— Тогда что? — Голос его на этот раз был лишен привычной мягкости и уступчивости. В нем отчетливо проступала злость. — Тогда что тебе от меня было нужно?! Почему ты позвала меня? Ответь! Только честно! Я пойму…

— Господи! — Соня устало опустилась на стул, рассеянно оглядела сервировку стола, походя осталась ею довольна, приглашающим жестом указала ему на стул, стоящий у противоположного края стола, и проговорила: — Почему все всегда надо так усложнять? Что может изменить для тебя мой ответ? Ты повернешься и уйдешь, если он тебя не устроит? Уйдешь?

Гена сел на предложенное место. Поправив рукава пиджака, осторожно пристроил руки на край стола и, не поднимая на нее глаз, отрицательно мотнул головой.