продовольствием и фуражом; последнее было особенно важно в условиях зимнего времени года;

2) расположение войска за замерзшей водной преградой, т. е. за Узменью, облегчало обеспечение его от внезапного нападения врага;

3) наличие в тылу р. Желчи, связанной с сетью внутренних водных путей, позволяло русскому командованию сообщаться с Новгородом непосредственно, минуя Псков;

4) сосредоточение русского войска в районе северо-восточной части Узмени имело еще и то важное значение, что лишало немецко-рыцарское командование возможности предпринять поход в южном направлении, на Псков, не вступив с ним в решительное сражение.

Из всего сказанного видно, что результаты произведенных во время экспедиции комплексных изысканий не только позволяют убедительно раскрыть и уточнить летописный текст о месте Ледового побоища, но и впервые устанавливает ряд таких факторов, которые не могли не учитываться русскими военачальниками. Все это дает веские основания для утверждения, что как сосредоточение русского войска в районе северо-восточной части Узмени, так и выбор места Ледового побоища являются взаимосвязанными составными частями общего плана русского командования, нашедшего в сложившихся к весне 1242 г. трудных условиях политической и военной обстановки правильное решение и сумевшего использовать те все же значительные возможности, которые в этих условиях имелись.

* * *

Какова же может быть в настоящее время трактовка Ледового побоища? Дают ли результаты, полученные на основе экспедиционных изысканий, возможность, кроме определения места битвы, уточнить и дополнить те ее описания, которые до настоящего времени были опубликованы?

Полагаю, что на этот вопрос следует ответить утвердительно. Хотя в задачу экспедиции входило лишь определение места битвы, но совершенно понятно, что, решая этот основной вопрос, невозможно было абстрагироваться от многих других, тесно с ним связанных. В том числе необходимо было решить, какие обстоятельства предшествовали Ледовому побоищу и как, хотя бы в основных чертах, оно произошло. Изучая летописный текст, сопоставляя его с теми данными, которые содержатся в ливонской «Рифмованной хронике», исследуя на месте район сосредоточения русского войска, местные природные условия, с учетом тех данных XIII в., которые получены в результате экспедиционных изысканий, глубже вникаешь в события того далекого времени, лучше понимаешь обстановку, в которой они происходили. Возникающие при этом гипотетические предположения, соответствующие тем сведениям, которые дают первоисточники (летописи, данные археологических изысканий и т. п.), заслуживают, на наш взгляд, внимание историка.

К числу вопросов этой категории прежде всего следует отнести вопрос о том, какое место по отношению к Ледовому побоищу занимают предшествовавшие ему события.

Из Новгородской первой летописи старшего и младшего изводов мы знаем, что:

1) изгнав немцев из Пскова, князь Александр Ярославич «сам поиде на чюдь. И яко быша на земли, пусти полк в зажития», т. е. вторгся в пределы владений Ливонского ордена;

2) Домаш Твердиславич и Кербет были выдвинуты вперед для разведки; «у моста» они встретили немцев и вступили с ними в бой; Домаш был убит, а его отряд разбит; остатки отряда прибежали к Александру Ярославичу;

3) узнав о том, что отряд Домаша разбит, князь Александр Ярославич «въспятися на озеро», т. е. отступил обратно на озеро;

4) «Немци же и Чюдь поидоша по них», т. е. стали его преследовать.

Об этом же ливонская «Рифмованная хроника» рассказывает так:

1) князь Александр ворвался «в землю братьев»,[95] имея при себе войско из Суздаля и лучников;

2) вторжение сопровождалось пожарами и уводом населения в полон;

3) узнав об этом, епископ сразу же направил своих воинов в состав рыцарского войска, чтобы вступить в борьбу с русскими;

4) рыцарское войско быстро изготовилось и выступило в поход.

О столкновении с отрядом Домаша и Кербета ливонская «Рифмованная хроника» не упоминает. Можно предполагать поэтому, что оно не было по своим размерам значительным.

Рис. 2. Ледовое побоище. Обстановка перед началом битвы

Из сопоставления этих двух источников можно видеть, что:

а) Александр Ярославич, вторгнувшись во владения Ливонского ордена, «пусти полк весь в зажития», т. е. разместил находившееся при нем войско по населенным пунктам, не углубляясь далеко в рыцарские земли;

б) вперед, по-видимому в сторону Дорпата, был выслан в конную разведку отряд Домаша и Кербета;

в) говоря о составе русского войска, совершившего нападение, ливонский хронист упоминает «her von Susdal», что может быть понято как дружина Александра Ярославича и лучники, т. е. легкая пехота;

г) вторжение русского войска вызвало сильную тревогу в Дорпате; для отпора ему были мобилизованы все силы ордена, вплоть до епископских копейщиков;

д) рыцарское войско быстро собралось и выступило против русских;

е) оно встретило отряд Домаша и Кербета и разбило его; остатки отряда «к князю прибегоша в полк»;

ж) узнав о приближении рыцарского войска, князь Александр Ярославич отступил обратно на озеро.

Эти данные опровергают убедительным образом утверждения тех авторов, которые трактуют вторжение Александра Ярославича на территорию ордена как завоевательный поход, нацеленный на овладение Дорпатом, с переносом всех военных действий в пределы вражеской земли.

Такой образ действий русского войска был бы в явном противоречии с политической обстановкой, сложившейся в это время в Новгородском княжестве. Слишком тяжело было положение русской земли, подавленной и разоренной монголо-татарами, с разграбленными и сожженными городами, с погибшими в огне пожаров многочисленными памятниками культуры и зодчества, чтобы возможно было в такую годину бедствия и великого испытания народного думать о походе, целью которого был бы захват орденских земель. Тем более, что орден меченосцев к этому времени, после жестокого поражения, нанесенного ему литовцами при Шавлях в 1236 г., утратил былую самостоятельность и признал свою зависимость от Тевтонского ордена. Последнее означало, следовательно, что при походе на Дорпат затрагивались непосредственно интересы не только ордена меченосцев, но и его могущественного в то время сюзерена — Тевтонского ордена.

Не считаясь с этим важным обстоятельством, игнорируя сложившуюся к весне 1242 г. политическую обстановку в Восточной и Центральной Европе, некоторые авторы видят в произведенном князем Александром Ярославичем вторжении во владения рыцарей-меченосцев начало похода против Ливонского ордена.

Так, например, А.А. Строков по этому вопросу прямо пишет: «После взятия Пскова Александр не стал ждать немцев и повел войско в орденские владения. Не ждать врага, а перенести военные действия в занятую немцами Эстонию — таков был стратегический план русского полководца»[96]. К этому мнению присоединяется и Е.А. Разин, указав, что «Александр решил продолжать войну на территории самого ордена»[97]. Еще дальше пошел в этом отношении М.С. Ангарский. Не имея к тому никаких оснований, он стал утверждать, что «ближайшей задачей предпринимаемого похода было овладение городом Юрьевом (!), где находились главные силы немецких рыцарей»[98].

Нет никакой необходимости доказывать, что приписывать русскому командованию подобные «решения» означает явно не учитывать той исключительно тяжелой обстановки, в которой приходилось