– Да, я отправила ему телеграмму.

Развивать эту тему Сидони не захотела. Повернув ключ в замке, она открыла дверь, сливавшуюся по цвету с деревянной обшивкой стен.

– Идемте! Посмóтрите, как замечательно я устроилась. Вчера я даже осталась тут ночевать – Журден работал допоздна. И моя свекровь, по сути, рада, что я не стою у нее над душой с утра до вечера! Она снова наняла служанку, которая раньше убирала в доме и готовила. В Сент-Эдвидже у меня было бы мало клиенток, а здесь, в Робервале, есть шанс преуспеть!

– Значит, ты все-таки… – Жасент, которая поднималась по ступенькам, не закончила фразу. – Главное, чтобы ты была счастлива.

– А я и правда счастлива, можешь не сомневаться!

Сидони засмеялась, но смех этот вышел фальшивым, а не игривым, как ей бы того хотелось. В нем угадывался некий надлом, отголосок отчаяния.

Чай с бергамотом она подала в скромной кухоньке с желтыми стенами, оборудованной всем необходимым.

– У меня есть печенье с орехом пекан, – сообщила хозяйка, наполнив три чашки ароматной жидкостью.

– Нам с Анатали лучше не перебивать аппетит.

Жасент старалась улыбаться, но на душе у нее было тяжело. Мрачные события, предшествовавшие сегодняшнему дню, этому странному моменту, в котором она сейчас жила, проносились перед ее мысленным взором. Эмма лежит в сен-примской церкви, вся в белом, наряженная для свадьбы со смертью; они с Лориком расспрашивают доктора Мюррея, любовника и убийцу своей младшей сестры; крики и ужасы, предшествовавшие этому мучительному моменту; истерические вопли их матери, очнувшейся наконец после амнезии… И опять Лорик, на этот раз целующий Сидони насильно, однажды летней ночью – Жасент это видела. И безумная гонка на собачьей упряжке, когда они пытались спасти жизнь Фильбера Уэлле, укушенного бешеным волком…

«Господи, а ведь я должна думать о Твоей благодати и о всех тех милостях, которые были нам дарованы после столь долгого кошмара! – сказала она себе. – Мама носит под сердцем дитя, ставшее результатом их с папой примирения, мы все-таки сумели разыскать Анатали, нашего маленького ангела…»

В тот же миг девочка подняла на нее глаза, полные нежности и радости, и просияла улыбкой. На ее правой щеке появилась ямочка. «Совсем как у Эммы! – отметила Жасент. – Мой бог, узнаем ли мы когда-нибудь, кто ее отец?»

Роберваль, в тот же день, в субботу, 23 февраля 1929 года

Жасент вышла из ресторана под руку с Пьером; он держал за пальчики маленькую Анатали. Над огромным, покрытым льдом озером носился холодный ветер. Обед прошел не так радостно, как ожидалось, из-за невероятного известия – Сидони вышла замуж тайком, словно решила навсегда отказаться от своей прежней семьи.

– Мне даже не хочется возвращаться в Сен-Прим, – с усталым вздохом проговорила Жасент. – Ведь мне придется сообщить эту новость родителям!

– Дорогая, не делай из этого драму, – ласково уговаривал ее муж. – Ты еще хотела купить в аптеке перевязочный материал и лекарства. Я тебя туда отвезу. Но потом нам нужно ехать домой. Осторожность не помешает: я опасаюсь метели. Посмотри, какое страшное серое небо!

И он кивнул на гряду туч у самого горизонта, надвигающуюся с севера.

– А я еще собиралась забрать фотографии в четыре пополудни…

– Мы заедем к фотографу и попросим, чтобы снимки прислали нам в деревню почтой. Я не хочу рисковать, раз уж везу с собой два таких дорогих для меня существа! – с нежностью произнес Пьер.

Смягчившись, Жасент ответила ему улыбкой. Ничто в мире не может быть важнее согласия между ней и Пьером, их любви и семейного счастья! Скоро они снова окажутся возле гудящей печки, поужинают и будут обниматься в предвкушении супружеской постели и поцелуев в уютном тепле одеял… Но как бы ни старалась Жасент себя убедить, мучительное предчувствие не отпускало ее. Прошлой весной на их долю выпало много страданий. Сначала они стали жертвами ужасного наводнения, разорившего регион, потом безвременно скончалась Эмма, и это стало источником горьких, печальных, постыдных разоблачений.

«Но сколько бы мы ни плакали, ни кричали и ни горевали, нам удалось восстановить мир. Однако, боюсь, это всего лишь видимость, несмотря на то что Анатали пришла в нашу семью, заполнив пустоту, образовавшуюся после смерти Эммы», – думала Жасент. Последние несколько недель она не вспоминала об усопшей, и удивительное дело – странные происшествия, приводившие молодую женщину в смятение, прекратились. Но сегодня, глядя в угрожающе серое небо, Жасент опасалась новых бед, которые могли поставить под угрозу недавно обретенную безмятежность.

«И все из-за Сидони! Странный брак у них с Журденом… Она успела шепнуть мне на ухо, что их союз так и не был консумирован. Журден ее не торопит… Поразительно, какой терпеливый жених ей достался!»

– Милая, о чем ты задумалась? – смеясь, спросил Пьер. – Ты еле-еле идешь. Еще немного, и мы примерзнем к тротуару!

– А у меня уже ножки болят! – пожаловалась Анатали.

Жасент было в чем себя упрекнуть: обычно днем девочку укладывали спать. Это было одним из правил, милых сердцу Альберты Клутье.

– Скоро мы поедем домой, и ты сможешь поспать у меня на коленях, пока мы будем в пути, – ласково заверила она малышку. – Сейчас зайдем в аптеку, и Пьер сразу же повезет нас в Сен-Прим!

Название родной деревни отдалось в душе женщины погребальным звоном. Там ее ждут новые терзания: отец снова разозлится, мать расплачется. «Они никогда не простят Сидони за то, что она вышла замуж, никому об этом не сообщив!» – мысленно сокрушалась Жасент.

Но по возвращении в Сен-Прим ее ожидало нечто куда более страшное.

Ферма Клутье, Сен-Прим, в тот же день

Шамплен Клутье всё бушевал и никак не мог успокоиться – вышагивал по кухне из угла в угол, стиснув кулаки; его глаза метали молнии.

– И за что только Господь меня так наказывает, а, Альберта? – крикнул он, сочно выругавшись. – Я вкалываю всю жизнь – с тех пор, как стал достаточно сильным для этого. Отец приставил меня к работе, когда у меня еще усы не выросли. Здесь, в Сен-Приме, мы живем на своей земле. Нам приходилось обрабатывать каждую пядь, какую удавалось купить: корчевать пни, пахать, рыхлить, боронить! И все усилия моего деда и отца – ради чего это было? Скажи, Альберта, ради чего?

– Твои родичи годами жили плодами своих трудов, Шамплен, и это уже не пустяк. У нас есть крыша над головой, мы едим досыта. А будущим летом ты сможешь снова посеять траву и пшеницу, посадишь картофель…

– И как я со всем этим управлюсь без помощи Лорика, ведь мне еще нужно ходить на работу на сыроварню? Лучше уж сразу продать стадо! Меньше будет хлопот. Ни пиастра не получил я от правительства Ташро! Ни одного пиастра!

Воздев руки к небу, Шамплен со злостью пнул ткацкий станок супруги. Альберта испуганно сжалась.