– Я обо всем этом понятия не имела. Вы меня просто ошеломили.

Сеньора Элизенда вела свой рассказ, низко склонив голову, словно так воспоминаниям было легче струиться по памяти. Закончив, она указала на чайный сервиз, и только теперь Тина осознала, что даже не притронулась к чаю. Она отпила из чашки и сказала, что в одном из журналов того времени она нашла несколько иную интерпретацию событий.

– Я знаю, но им не стоит верить. Они же ничего не видели.

На основании всего вышеизложенного мы завершаем сей Процесс, и в качестве прелата данной епархии заявляем, что постулатор сего дела подтверждает публичную славу, благочестивую жизнь, проявленные добродетели и чудеса слуги Божьего Ориола Фонтельеса Грау. Также мы удостоверяем, что был в полной мере соблюден декрет Урбано VIII об отсутствии преждевременного культа, и высказываем свое мнение о многократно упомянутых выше событиях. Что касается расследований, именуемых processiculi diligentiarum, то мы вынуждены констатировать, что помимо не представляющих ценности личных заметок и вполне обычной и заурядной почтовой корреспонденции мы не обнаружили никаких документов, дневников, записей, письменных размышлений, любого рода теологических или философских исследований, которые могли быть приложены к сему делу в качестве доводов как в пользу, так и против кандидата в Досточтимые. Исходя из вышесказанного сегодня, восемнадцатого октября тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года, спустя ровно десять лет со дня героической смерти постуланта, властью, данной нам Святой Матерью Церковью, мы объявляем, что в момент смерти сеньор Ориол Фонтельес Грау самым героическим образом проявил свои христианские добродетели, в связи с чем мы с полным основанием можем считать его истинным мучеником и объявляем его досточтимым.

В присутствии постулатора, преподобного отца Аурели Баги Рибы, настоятеля прихода, в котором произошли вышеописанные события, и главного нотариуса сего епископата, монсеньора Норберта Пуги Клозы, мы удостоверяем, что предварительный Процесс завершен и заверен печатью в полном соответствии с церковными предписаниями относительно процесса беатификации, который в будущем может быть возбужден в пользу Досточтимого Ориола Фонтельеса Грау. Tenore praesentium indulgemus ut idem servus Dei venerabilis nomine nuncupetur. Жоан, епископ Сеу.

– Вся ответственность за доставленную всем нам радость полностью лежит на вас, сеньора Вилабру, – сказал святой отец с блестящими от навернувшихся слез глазами. Потом он обратился ко всем присутствующим: – Вы даже представить себе не можете, сколько бы всего я отдал за то, чтобы увидеть момент, когда мы сможем поклониться образу святого, который стал таковым, если мне будет дозволено, в этой церкви.

– Вы еще много лет проживете, святой отец, – изрекла сеньора Элизенда.

Пере Казас из дома Мажалс изобразил на лице любезную улыбку. Улыбался он исключительно из приличия, по долгу службы, ибо это было первое мероприятие, на котором он присутствовал в качестве алькальда, и ему хотелось по возможности дистанцироваться от памяти, которую оставил о себе его предшественник. Они находились в обшарпанном зале заседаний мэрии, в котором алькальд, вдова Вилабру и члены муниципалитета принимали священника, дабы поговорить о будущем Блаженном и Святом нашей деревни. Ну вообще-то, он был не совсем из нашей деревни, черт возьми, ну да ладно, сделаем вид, что он тут родился.

– Дело о беатификации может быть открыто лишь по истечении пятидесяти лет со дня смерти Досточтимого.

– То есть в тысяча девятьсот девяносто четвертом году, – с сомнением произнес новый алькальд. Возможно, он представлял себе, что все еще будет руководить муниципальным советом.

– Сегодня великий день для нашего прихода, школы и всей деревни, – заявил святой отец, все еще горя энтузиазмом.

– И для Испании. – Алькальд с недоверием обвел взглядом собрание.

– Да, разумеется, – откликнулся кто-то в зале.

Затем они приступили к дегустации фаршированных оливок в память о Досточтимом и к обсуждению важнейшего вопроса: будут ли перила у будущего моста через Боскарро каменными или железными и в чем преимущества того и другого материала? Элизенда Вилабру отделилась от компании и стала смотреть на открывавшийся из окна уголок деревни со школой и церквушкой Сант-Пере. Все выглядело таким же спокойным и безжизненным, как и в тот день, когда несколько лет назад она, как обычно, отправилась на исповедь и отец Аурели провел ее в ризницу и поведал о долгих беседах, которые он вел с ее дядюшкой, отцом Аугустом, и в результате которых я полностью присоединился к его твердому намерению поддержать дело учителя-мученика (вы ведь тоже, как я понял, его поддерживаете, не так ли?); ваш дядя рассказал мне о впечатляющих подробностях образцовой жизни этого человека, и я принял решение выступить в качестве постулатора Процесса, разумеется при полной поддержке отца Аугуста. Я надеюсь на ваше сотрудничество, сеньора, равно как и на помощь другого непосредственного свидетеля событий. Далее отец Аурели подчеркнул, что хотя он не может утверждать это наверняка, но полагает, что если епископат признает чудо, о котором свидетельствуют документы дела, а именно невозможность отделить тело мученика от дарохранительницы, то его можно будет включить в будущий процесс беатификации. Священник, казалось, всеми порами своей кожи источал энтузиазм и уверенность в успехе, и сеньора Вилабру торжественно подтвердила свое согласие и заявила можете рассчитывать на мое содействие любого рода, включая и экономическое, святой отец. И в качестве доказательства приложилась к его руке и с присущей ей ловкостью незаметно всунула ему в ладонь аккуратно сложенную купюру. Ну что ж. За работу!

Вечером того же дня сеньора Элизенда Вилабру в мэрии сообщила о состоявшемся разговоре Валенти Тарге, потребовав, чтобы он всячески способствовал успешному продвижению дела; всячески, ты понимаешь, что значит «всячески»? Потом они несколько минут провели в полном молчании, словно в память об усопшем, после чего она сказала ну, в общем, сам знаешь. И вот теперь, в зале заседаний мэрии, после признания Ориола досточтимым, когда Элизенда обернулась после недолгого созерцания окрестного пейзажа, ей показалось, что Валенти с портрета на стене боязливо отвел взгляд.

– Теперь вы осознаете важность, которую могут иметь эти письма для досье будущего Блаженного?

– А если они произведут противоположный эффект?

– Но они могут послужить установлению истины. Оставьте мне их, и можете прийти за ними завтра приблизительно в это же время.

– Нет. – И переводя разговор на другую тему: – То есть другим свидетелем смерти Фонтельеса был алькальд Тарга, так?

– Да. Но его нет в живых. Он умер сорок лет назад.

Она встала и подошла к комоду с фотографиями. Словно вполне зрячая, точно указала на снимок, скромно задвинутый к стене. Черно-белая фотография, как почти и все остальные. Сидя за огромным столом, зрелого возраста мужчина вопрошающе, будто требуя от фотографа ответа на поставленный вопрос, смотрел в объектив. То ли благодаря уверенной позе, то ли из-за требовательного взгляда он весь источал неудержимую энергию. Темные, зачесанные назад волосы и прямые тонкие усики. Одет он был не в форму, а в элегантный темный костюм. В пепельнице – наполовину выкуренная папироса; за алькальдом – испанский флаг, а выше, уже почти за кадром, – портрет генерала Франко. Часы на другой стене показывают девять. Утра или вечера. Хорошая фотоэмульсия, подумала Тина: все детали отчетливо просматриваются, хотя фотография очень старая. По положению руки можно было предположить, что Валенти Тарга только что повесил трубку черного телефонного аппарата. Проницательный взгляд его светлых глаз был направлен не вперед, а несколько правее, в сторону мертвецов на кладбище.