– Нет, это точно она, Оль. Там же фотография в деле есть, дядя Митя ее узнал… Так что никакой ошибки быть не может. Только вот информация такая… Как бы не совсем…

– А что такое?

– Дело в том, что на поселении она одна была, без ребенка.

– Почему?

– Откуда я знаю? Не забрала его, значит… В детдоме остался… Вернее, осталась. Она же девочку родила, Ксенией назвала. Там, в деле, справка есть. Ксения Васнецова…

Ольга почувствовала, как злое раздражение ударило ей в голову. Нет, чему этот идиот радуется, а? Надо же, счастье великое, следы нашли, девочку Ксенией назвала… И не удержалась, заговорила отрывисто, грубо:

– Слушай, Ген, а может, ну ее, а? Ну сам подумай, что это получается? Она нас бросает всех по очереди, а мы ее ищем. Вот, уже третьего ребенка бросила! Тебе что, мало, да? Мне кажется, хватит… Может, прекратим это гиблое дело? Тем более, как я понимаю, и следы потерялись.

– Нет, Оль, отчего ж потерялись, наоборот… В деле адрес детдома есть, куда ребенка определили, Васнецову Ксению. Это, между прочим, недалеко отсюда, я уже узнавал… Километров двести. Поселок Горькое называется.

– Ну, допустим. И что? Неужели ты думаешь, наша новоявленная сестрица Ксения Васнецова сидит в этом детдоме и нас дожидается? Ей сейчас уже сколько? Должно быть, лет восемнадцать-девятнадцать? Там до такого возраста детей не держат, Ген… Их потом в свободное плавание отпускают…

– Да я все это понимаю, Оль, конечно. И все же… Она ведь сеструха наша! Узнаем хоть, где и как устроилась. Может, она общается с кем из ребят детдомовских или с воспитательницей какой-нибудь связь держит? Надо ее найти, Оль, я чувствую. Они, знаешь, после детдома все такие неприспособленные… А вдруг ей помощь нужна? Или она про маму что-то знает? Поедем, а? В следующий выходной? Я уж и Маришку предупредил…

– Ген, я вообще-то… Хотела тебе сказать…

– Что, Оль?

Генка смотрел ей в глаза так преданно, что язык не повернулся договорить фразу. Представила его лицо, как он отреагирует на ее отказ. И не смогла. Вздохнула, махнула рукой безнадежно:

– Ладно, черт с тобой… Уговорил, поедем. Доведем дело до логического конца, чего уж. Хотя, я предполагаю, конец не стоит того.

– Нет, Оль. Стоит. Не знаю, как тебя, а меня прямо колбасит внутри. Хочу на эту Ксению Васнецову хоть одним глазом поглядеть, страсть как хочу. Видимо, у меня родственные привязки настырно в печенках сидят… И маму очень хочу найти, ты даже не представляешь себе, как я ее хочу найти! Я ж ее помню…

– Да что ты можешь помнить, тебе пять лет было! Может, ты просто себе придумал эту память? Раздул из детской тоски? Ты же взрослый мужик, Генка! Мужик, а не трепетная сентиментальная бабенка!

– Да при чем тут мужик, не мужик… Не в этом дело, Оль. Просто я ее помню, и все. Что есть, то есть. Как подумаю о ней, сразу вот тут чесаться начинает, – постучал Генка ладонью по солнечному сплетению, – так бы и расцарапал до самого нутра, и расчесал бы…

– Ой, ладно… Тоже мне, Данко нашелся. Кстати, как у тебя с Маришкой? Все хорошо?

– Да, все отлично, можно сказать, медовый месяц. Приветы тебе передает, просит, чтобы в гости привез. Ты бы и сама заехала как-нибудь, запросто, без церемоний. Мы ж вроде как родственники…

– Почему вроде как, Ген? Я очень рада, что у меня в жизни брат появился. Счастлива даже.

– И я…

Помолчали, продираясь через конфузливую паузу. Да и не хотелось ничего больше говорить, если честно. Боязно было говорить. Вдруг ненароком зацепятся за слова тонкие ниточки близости, нежные и теплые. Оборвутся…

– Ну что, я тогда поехал, Оль? – вздохнув, первым нарушил молчание Генка. – У меня ж работы невпроворот…

– Ага, поезжай, Ген. У меня тоже – работа.

– Тогда в субботу утром я за тобой заеду? Часиков в восемь?

– Да. Заезжай. До субботы, Ген…

* * *

– …Нет, объясни мне, почему Горькое? Кому приспичило открыть детский дом в поселке с таким названием? – отвернувшись к окну и ежась от утренней прохлады, ворчала себе под нос Ольга. – Представляешь, как звучит? Я, мол, сирота, рос в детдоме в селе Горькое…

– Да, согласен, звучит как полный нокдаун, – усмехнулся Генка, выезжая на встречную полосу и нацеливаясь обогнать пассажирский «Икарус».

– Конечно! Если решили в селе детдом организовать, то хоть название бы поменяли… Например, было бы село Сладкое. Или село Веселое, тоже хорошо.

– Нет, Оль. Это уже обман будет. А обман бывает хуже нокдауна.

– Это да. Тут я с тобой полностью согласна, Генка. Название сути не меняет. И все же…

– Хватит ворчать, сестрица! Не выспалась, что ли? Кстати, ты есть хочешь? Там, в пакете, на заднем сиденье, пирожки… Маришка с собой в дорогу дала.

– Хочу, конечно! – обернувшись, потянулась за пакетом Ольга. Достала пирожок, откусила, зажмурилась от удовольствия: – М-м-м… С картошкой, мои любимые… Да они, кстати, теплые, Ген! Она что, ночью их пекла?

– Нет, рано утром встала. А тесто с вечера поставила.

– Она сама умеет тесто ставить? Прямо по-настоящему?

– Да что там уметь, Оль…

– Не знаю. Я, например, вообще не умею. Даже и не пыталась никогда. Надо же, какая Маришка молодец… Повезло тебе, Генка, с женушкой. Милая, заботливая, любящая. Встала ни свет ни заря, чтобы пироги мужу испечь, надо же… Наверное, для этого особый талант нужен.

– Ты опять про пироги или про что-то другое?

– Про другое, конечно. Я на такие подвиги во имя любви точно не способна.

– Да какие там подвиги, Оль, скажешь тоже! Это не подвиги, это нормальная семейная жизнь. А она из мелочей складывается, которые, в общем, не замечаешь. Как будто так и надо. А на самом деле…

– Не знаю. Наверное, ты прав, Генка. Действительно, не замечаешь. Живешь и живешь себе. Про любовь говорить с годами забываешь, зато пирожки вкусные по утрам привычкой становятся. Наверное, я очень скверная жена была…

– Хм… Откуда вдруг такие выводы? И почему – была? Кстати, что у тебя там с мужем произошло? Ты ж мне ничего и не рассказала толком.

– Да это неинтересно, Ген. Пошлость и грязь, больше ничего. Знаешь, как топором по чурбаку – раз! – и раскололась семейная жизнь на две половинки. Кстати, очень приличная была семейная жизнь. Крепкий такой чурбачок.

– Оль… Ты же знаешь, я парень простой, этих обиняков не понимаю. Давай, выкладывай все, как было. И с подробностями, чтоб надолго хватило. Дорога длинная, а я не выспался, так что внимательно тебя слушаю. Давай, Шехерезада, начинай!

– Ну ладно…

Ольга вздохнула, опустила плечи, отправила в рот остатки пирожка. И повторила, будто окончательно решившись: