Ротный, что-то негромко, но оживленно жестикулируя руками, объяснял бойцам. Увидев вышедшего на свет лейтенанта, он опешил и замолчал.

– Вот те на! – удивленно округлил глаза Титов.

– С вами пойду… – коротко дернул улыбкой Алексей. – У меня ерунда! Рука всего лишь, и то левая! А с правой я хорошо стреляю!

Титов широко улыбнулся, жестом руки приглашая пограничника к себе.

– Так вроде бы все сказал… – задумчиво обвел глазами ротный своих солдат, которые с любопытством разглядывали незнакомого лейтенанта в пограничной форме. – Главное – как пулемет их заработает, не разбегаться! Ползите за камни, там их с лихвою хватит! Разбежитесь – зазря погибнем! Вопросы? Всем все понятно?

– Мне не все понятно, товарищ младший лейтенант! – присел на корточки возле ротного Алексей.

– В общем-то все неплохо… – ответил Титов, отсоединив магазин от автомата и заглядывая в него. – Восточный склон чист. Немцев на высоте не много. Один или два пулемета всего. С севера еще человек двадцать наших подойдут. Главное – держись ближе к ямам да камням, чтоб укрыться в случае чего… И, Леша, не лезь вперед, я и остальным, кто ранен, но пошел, сказал и тебе говорю…

– У меня в пистолете пять патронов осталось… – посетовал Речкин.

– Ничего… – ответил Титов, передернув затвор автомата, – до вершины дойдем, там я тебе трофейное оружие найду!

Ротный окинул еще раз полным сосредоточенности взглядом свое маленькое войско и махнул рукой в направлении вершины сопки.

Они шли не спеша. Ступая осторожно, словно по тонкому льду. Руки крепко держали наготове оружие – винтовки, автоматы, кто чем был богат… Головы клонили к земле, как можно ниже, беспрерывно следя за кромкой впереди лежащей вершины, ожидая, когда за очередным ее изгибом покажется враг. Множество воронок от снарядов и авиабомб, которыми была испахана каменистая почва вокруг, еще курились полупрозрачным белесым дымом. Запах пороха и тола пропитал воздух насквозь. То и дело попадались на глаза тела мертвых солдат. Одни лежали без каких-либо видимых травм, словно спали, другие были ужасно изуродованы, словно истерзаны каким-то крупным зверем. Встречались и оторванные конечности и еще что-то, бог знает что, в окровавленных лохмотьях истлевшей формы, что сам разум отказывался воспринимать как куски плоти еще недавно живых людей.

Алексей старался не смотреть на это. Всякий раз, заметив издали нечто подобное, он переводил взгляд к самой вершине сопки. Но там по-прежнему было безлюдно. Только черно-серые камни, мелкий зеленый кустарник, обширные поросли светло-желтого ягеля, воронки и трупы.

От волнения подрагивал в изошедшей потом ладони «ТТ». Он был уже взведен, чтобы в любое мгновение выпустить по врагу последние свои пять патронов. Погода вновь установилась теплая, если не сказать – жаркая. Небо хоть и затянуло тонкой вуалью полупрозрачных облаков, но даже без солнца было тепло. Редко когда воздух так хорошо прогревался на этих высотах. Пот стекал крупными каплями по спине и груди, впитывался в белье, стремился за пояс. Не то от волнения, не то от духоты заколотило мелкими молоточками по вискам, отчего головная боль только усилилась.

– Что натворили, гады! – сокрушался Титов, переступая через очередного убитого бойца. – Что натворили!

Речкин сохранял сосредоточенное молчание. Голова трещала все сильнее и сильнее, и любое лишнее действие, даже сказанное слово, казалось Алексею способным сделать эту адскую боль еще более невыносимой.

– Когда немцы с левого фланга прорывались, – сбивая и без того тяжелое дыхание, говорил Титов, – один ДОТ из огнеметов выжгли! Парни до последнего не сдавались, пока эти сволочи их не поджарили! Взводный один мой там погиб. Лично б каждого взял, облил бы бензином и поджег!

Камни, камни… Вот впереди обозначился сложенный из крупного булыжника окопчик, коих здесь понастроили бойцы 5-й роты и 31-го сапбата великое множество. Рядом еще один. Показалось или нет?.. Над одним из незамысловатых каменных сооружений мелькнула каска. Появилась и вновь исчезла…

– Немцы! – прошипел себе под нос Титов и взмахом правого предплечья приказал остановиться своей группе.

Речкин прикинул расстояние. До егерей оставалось чуть меньше сотни метров. Если те огрызнутся лишь винтовками и автоматами, то шанс скинуть их с высоты в одну атаку был, но вот пулемет мог эту атаку легко сорвать.

– Братцы! За нашу Советскую Родину! В атаку, вперед! – на срыве прокричал ротный и, сбросив ремень «МП-38» с плеча, что было силы устремился вверх по склону. Туда, где совсем еще недавно стояла штабная палатка, шипел чайник на «буржуйке» и звучали дорогие сердцу мелодии русских песен.

– Урррраааааа!!! – пронеслось раскатистым переливом на склоне Угловой, и бойцы бросились вперед.

Заклацали затворы. Первые выстрелы скользнули хлестким эхом по тундре. Где-то позади тонным басом забили пулеметы, это расчеты в ДОТах поливали свинцом вершины лежащих напротив них сопок, прикрывая наступающих.

Егеря не заставили себя долго ждать и почти тотчас оскалились ответным огнем. А вскоре затрещал и немецкий пулемет. Несколько бойцов, сраженных пулями, распластались на желтой подстилке ягеля. Остальные, прячась от смертоносного огня, залегли за ближайшие камни, сползли в ямы и воронки от авиабомб. Один из тех, кто принял на себя первую пулеметную очередь, издавая почти звериный рев, свернулся калачиком, прижимая измазанные кровью ладони к животу.

Алексею повезло укрыться за небольшим скальным выступом, поросшим сверху тонкими вьюнами карликовой березки. А вот сзади он был полностью открыт для егерей, что находились на обрывистой высоте напротив Угловой. Обернув голову назад, Речкин, тяжело дыша после забега, пытался высмотреть позиции немцев на противолежащей высоте. Но разглядеть на таком расстоянии хоть что-то он так и не смог. Кроме того, сильно слепил глаза отражающий солнечный свет снег, что обильно набился в холодных каменных нишах на склоне. И если сверху надрывался лишь один немецкий пулемет, то сзади развернулась настоящая пулеметная дуэль. Ощущение своей полной беззащитности с тыльной стороны неприятно щекотало под ложечкой.

А пулемет на вершине Угловой не стихал ни на секунду. Несколько пуль пронзительно звякнули по скальному выступу прямо над головой Речкина.

Стали раздаваться одиночные винтовочные выстрелы со стороны северного склона. По-видимому, это подоспела та самая вторая группа пехотинцев, про которую говорил Титов.

Алексей огляделся. Ротный лежал чуть впереди него, за большим камнем. То и дело выглядывая, он вел огонь из своего трофейного автомата коротко и прицельно, стараясь попасть в пулеметчиков. Речкин лишь досадливо покосился на свой «ТТ», еще раз вспомнив про оставшиеся пять патронов.

Тем временем несколько пуль глухо пронзили тело раненного в живот бойца. Он вздрогнул, похрипел и обмяк.

Стыдясь собственных мыслей, Речкин ощутил, что испытал облегчение, когда этот нечеловеческий рев оборвался. «Все равно он был не жилец…» – мысленно оправдывался Алексей.