– Продашь родину-то? – спросила Катя насмешливо, а внутри, как она потом рассказывала, у нее все похолодело.

– Куплю! – выпалил Чучмек.

– Не дам, в долг не дам! – закричала Катерина, потрясая над головой разбухшей замусоленной тетрадью. – Вот они. Ваши долги! Меня за вас посадят скоро.

Отчаяние охватило Чучмека, он цапнул с прилавка самую большую гирю и попытался разбить ею свою голову. Бабы завопили и остановили удар.

Чучмек смотрел то на баржу, то на улетающего вдаль на его дымящемся мопеде Альбатроса и – не верил своим глазам. И даже когда секунды перестали молотить в мозгу, все равно не верил. Поверил он лишь тогда, когда на берегу собрались односельчане, потрясенно смотрели на корабль и обменивались вполголоса мнениями.

– Говорила утром: «Сходи рыбки налови». Нет, тебе бы все лежать!

– «Родина-5» – хорошо… Это у евреев только Родина-1 и Родина-2. А тут Родина-5 – хорошо!

– Ну и зачем она тебе?

Чучмек не был готов к подобной постановке вопроса.

– А вдруг пригодится? – высказал он робкую догадку.

Такая история случилась три года назад, а теперь перейдем к событиям, происшедшим…

Три года спустя…

Ранним утром поздней осени над Малыми Иванами пролетела диковинная птица – немного меньше петуха, но много ярче самого из них нарядного. На улице в тот момент не было ни души, за исключением четы Румянцевых – продавщицы Кати и мужа ее Мякиша. Это была самая благополучная, самая зажиточная семья в селе, их иногда даже называли кулаками.

Румянцевы еще с вечера загрузили свой маленький забавный трактор с тележкой впереди кабины мешками с картошкой, а утром отправились в Семиреченск, чтобы продать ее там на базаре. Мякиш рулил в кабине, а Катя сидела впереди на мешках, удерживая их задом и руками, чтобы не свалились. Но не успели они выехать из деревни, как мотор у трактора заглох, чего никогда не бывало. И в этот момент, неизвестно почему, Катя посмотрела на небо, хотя давно этого не делала.

– Саша, гляди! – прошептала она потрясенно, и Мякиш услышал, высунулся из кабины и тоже посмотрел на небо.

Птица летела невысоко, чуть выше печных труб, да и не так чтобы быстро, показательно, можно сказать, летела, и супруги Румянцевы проводили ее, скрывшуюся в серой мгле, взглядом, полным недоумения.

– Жар-птица! – выдохнула Катя.

– А вроде павлин, – осторожно высказался Мякиш.

Катя приблизила лицо к стеклу, постучала себя по лбу и спросила, теряя терпение:

– Подумай своей головой: откуда здесь павлины?

Она бы еще что-нибудь подобное наверняка сказала, но в этот момент дюралевый мятый радиоколокол на столбе, вблизи которого они остановились, взорвался оглушительным маршем.

Сие означало, что было ровно шесть утра. Вот уже сорок лет день в Малых Иванах начинался с одного и того же марша, который ставила в радиорубке клуба его бессменная заведующая – раньше на ставке, теперь на общественных началах – Зоя Каллистратовна Забродина, Змея Каллистратовна или Змея Забродина, как звали ее за глаза в Малых Иванах:

Больше в тот самый день в Малых Иванах никто не видел загадочную птицу, но к полудню о ней уже все знали. Реагировали на это известие по-разному, но в общем реакция была негативная, что объясняется в первую очередь известным консерватизмом малоивановцев, в массе своей людей пожилых. Довольно характерной была реакция той же Змеи Каллистратовны.

«Мы живем в такой стране и в такое время, когда все что угодно может полететь», – сказала она.

«Это не павлин и не жар-птица, это фазан!» – с сильным грузинским акцентом объяснил суть вещей учитель Сталин своему ученику Кольке.

Тут просто напрашивается объяснение: Колька – это восьмилетний бандит, внук бабы Шуры, Александры Ивановны Потаповой, которой подкинула его родная дочь Любаша чуть не в недельном возрасте. А Сталин – это грузин, появившийся в Малых Иванах несколько лет назад и купивший маленький домик у самого леса. Сталиным его прозвали, потому что был грузин, потому что носил усы, но главным образом потому, что никто в Малых Иванах не мог выговорить ни имени его, ни отчества, ни тем более фамилии. Так как ближайшая школа находилась в сорока километрах от села, малоивановцы, как люди ответственные, сами занялись образованием ребенка. Каждый преподавал тот предмет, который был ему ближе. Музыкальный, как все грузины, Сталин вел пение.

– Стая фазанов летела на юг. Один отбился, заблудился и теперь догоняет своих товарищей, – закончил он объяснение и обратился к ученику: – Так ты выучил? Нет?

Колька безмолвствовал.

– А первый куплет? Тоже нет?

Колька все ниже и ниже опускал голову.

– А первое слово? Хотя бы первое слово?

Колька был безнадежен.

– Есть такая буква в русском языке! Одна буква – и целое слово! И какое слово! Главное слово! Слово-буква, буква-слово! – горячился Сталин.

Колька поднял голову и спросил с надеждой:

– А? – Это была его буква-слово.

– Я! – воскликнул Сталин. – Я, понимаешь, я!

– Я, – прилежно повторил мальчик.

– Молодец, четыре, давай дневник, – оценил Колькины знания Сталин.

«Это вообще могла быть не птица, а НЛО, неопознанный летающий объект, попросту говоря, летающая тарелка», – объяснял собравшимся вокруг односельчанам знаток всего сверхъестественного Павлуша.

– Трактор в этот момент заглох? – обратился он к стоящему рядом Мякишу.

– Заглох, – кивнул тот.

Павлуша снисходительно улыбнулся.

– Ну вот, видите…

Пристально, но робко малоивановцы всматривались в небо.

Как подобает настоящей змее, Змея Забродина оказалась прозорливой. Где-то в обед над Малыми Иванами пролетел самолет-кукурузник с прикрепленным за трос и развевающимся сзади рекламным транспарантом: «“Джульетта” – лучше для женщины нету! (с крылышками)». Транспарант был исполнен в форме женского гигиенического изделия – действительно с крылышками. А к этому полету малоивановцы отнеслись практически равнодушно, потому что уже привыкли к рекламе, и только сидевшая в своем домике у окна с геранями нелюдимая и мечтательная Нюра-барыня недовольно проворчала: «Ишь разлетались…»

И все-таки не совсем правда, что в тот день больше никто не видел чудо-птицу… Видел и даже слышал! Полковник, так же как и Сталин, – некоренной малоивановец, приехавший сюда двенадцать лет назад и по особому разрешению купивший в личную собственность пустующее здание начальной школы. Полковник был личностью настолько загадочной, что никто в Малых Иванах не знал точно, как его зовут. Тося-почтальонка, например, уверяла, что пенсию ему присылают все время на разные фамилии. Правда, это было тогда, когда пенсии еще присылали. Кстати, никто не знал, полковник ли он на самом деле.