Для нее было достаточно и шанса.

Даррен только сжимал в нитку губы, качал головой, даже когда Либби говорила ему, что однажды он сам втюрится.

– Что, любовь? – говорил Даррен, становясь в низкую боксерскую стойку и размахиваясь, будто косой.

– Папа тоже никогда не рассчитывал, что женится, – говорила Либби по пути из любой комнаты, в которой находилась, и это было правдой.

Однако в тот раз мы покинули Техас не из-за тайной обожательницы. А потому, что я дотла спалил наш трейлер. По словам Даррена, мы все равно собирались смотаться отсюда через пару недель. Это было потому, что за пару недель до пожара продавец в магазине спросил Даррена, не хочет ли он к земляничному кулеру еще прихватить и банку чили [24] с логотипом магазина. Вместо того чтобы поднять взгляд на продавца, Даррен выглянул в переднее окно на меня, ждущего в нашем ржавом «Понтиаке GTO», который не был легок на подъем. Мои руки были расчесаны докрасна, поскольку я совал их между сиденьями, чтобы нашарить денег на эту банку чили.

Все действия Даррена на этой кассе, как он сказал мне, были рассчитаны. Рассчитывай дела поминутно, как всегда говорила Либби.

Этот продавец знал о его пристрастии к земляничному кулеру, что означало, что он прежде работал в винном магазине – одном из тех, что стоят у ручья, обрыва или луга, в месте, где ни одному романтику большой дороги сбежать некуда. На двух ногах. Похоже, Даррен когда-то ограбил его. А теперь он переехал в Техас.

– Земляничный кулер? – сказал Даррен из-за кассы. – Я что, баба?

Продавец даже не моргнул и не отвел взгляда.

– Нет, не баба, – сказал он, наконец, и бросил наличность в ящик кассы, захлопнув. – Что-то еще, сэр?

Тогда-то Даррен и решил, что мы уже слишком долго пользуемся гостеприимством Техаса.

Нам не нужно было услышать описание нашего «Понтиака» по радио, или дорожных полицейских на вертолетах, или мигалок в зеркале заднего обзора. Я хочу сказать – мы вервольфы, загоняют всегда нас. Но незачем оставаться на месте и махать ручкой охотникам.

Но то, как нас преследовала эта тайная обожательница, было совсем другое.

Во-первых, у нее не было оружия, лишь жестянка того, что Даррен называл перцовым спреем. Когда он об этом говорил, у него верхняя губа задиралась. Я не спрашивал.

Во-вторых, она не то чтобы следила. Типа, она не подходила под стереотип, сложившийся у нас в голове, о ком-то с набором ножей в ботинках, кто очень методично жует зубочистки с синими кончиками и все время сплевывает их кусочками, словно изучая квадратный куб дерева, убеждаясь, что эта не будет отличаться от остальных таких же в том коробке. В Джорджии, когда Либби однажды в дневное время убирала офис, тайная обожательница явилась в регистратуру. В приемной она съела три ириски и выпила полчашки кофе. Вместо того чтобы бросить обертки там, куда их снесло ветром под ее мягкую скамью, она опустилась на колени, чтобы вытащить их и сунуть в мусорное ведро.

Вервольфы замечают такое поведение.

Тайная обожательница становилась загадочной.

Чтобы решить эту загадку, и потому что у него было тогда время – он выздоравливал после драки с Рыжим, – Даррен выскользнул в ночи последить за ней после строгого приказа Либби не трогать эту женщину. Чтобы быть в этом уверенной, она вернулась домой с куском очищенной грудинки, оставила ее сырой на баллоне с пропаном позади трейлера. В волчьем обличье Даррен не смог бы устоять перед таким пиром прямо у себя на пути. Это заставило его сдерживать голод, как Либби и хотела, заставило его вспомнить об обещании.

Один факт о вервольфах никогда не попадает в фильмы. Это то, что их пищеварительный тракт гораздо больше похож на собачий, чем человеческий. Человеческие кишки извиваются взад и вперед, как мешок змей, так что они могут всасывать питательные вещества до конца из своих драгоценных злаков и овощей. Мясо надо переваривать вовсе не так долго. Через волка или собаку пища проходит за восемь-девять часов.

Мы, вервольфы, сгораем быстрее. Знаете, зачем сжимается мочевой пузырь, когда ты становишься волком? Чтобы освободить место для желудка, думаю я. Даррен сказал, что однажды он сожрал новорожденного ягненка целиком – хотя Либби рассказала мне позже, что ему пришлось вытащить этого ягненка из брюха матери. Так что этот ягненок вряд ли был выношен до конца. Она никогда не рассказывала мне по большей части о том, что она съедала целиком, поскольку это было недостойно леди, но она рассказывала, что Дед как-то прыгнул в пруд за лебедем, большим белым лебедем-самцом, который попадается раз в десять лет, и потом от него ничего кроме перьев не осталось. Они летали над прудом, как после драки подушками.

Если ты не запихиваешь в себя быстро обед такого размера, то утром тебя могут накрыть с порванным животом.

То есть грудинка Даррена вышла из него в ту ночь часа через четыре, пока он шнырял с наветренной стороны за женщиной с французской косой, чтобы увидеть, поймает она его запах или нет.

Когда Даррен вернулся, он рассказал нам, что вроде бы она ходит со здоровенной палкой, ей под сорок, блондинка, не отращивает длинных ногтей – на ногти Даррен в первую очередь обращал внимание – и в первую пару часов наблюдений за ней он был вполне уверен, что она самый плохой ловец светлячков на свете. Вместо того чтобы идти туда, где светлячки есть, она искала их в высокой траве. Может, там висят их яйца? Или личинки светлячков?

Мы с Либби понятия не имели.

Если ты живешь на природе, это не значит, что ты ходячая энциклопедия натуралиста.

– Она замужем? – спросила Либби, и Даррену пришлось помотать головой, чтобы вызвать в памяти ногти тайной воздыхательницы.

Да, там было кольцо. На безымянном пальце правой руки. Даррен потер собственный, чтобы показать.

– Но она одна, – сказал я, поскольку первым увидел ее трейлер сквозь деревья, когда убегал.

Именно в тот раз, думаю, Либби шла за мной. Возможно, потому, что трейлер рыскал поблизости.

Мы хотели только понять ее.

Нам было бы комфортнее с каким-нибудь покрытым шрамами солдатом удачи на дребезжащем «Харлее». Ты тогда понимаешь, что надо бежать. Но ты не понимаешь, что делать, просто наблюдая сквозь деревья.

Вервольфы не родня енотам, но когда я впервые увидел трейлер такого размера, мой голубой рюкзак висел у меня на плече, и рядом был енот, который вместе со мной смотрел на трейлер. Присматривался