Она не была необразованной дурочкой. Знала, что значит «обращенный вампир». Понимала. Высшие вампиры, которых Эдиан никогда не видела, по слухам, зловещие мрачные твари, они вселяют страх. Но они разумны, с ними можно разговаривать и договариваться…

Обращенные вампиры — намного хуже. Это низкие, сумасшедшие существа, каждую секунду алчущие человеческой крови для поддержания своего существования.

Ее мама… стала вампиром? Эдиан закусила губу. Сказала, что сможет принять, значит, должна принять. Ведь что бы там ни было, под оболочкой безумного существа кроется ее мать.

Герберт внимательно смотрел на ее лицо, явно готовясь успокаивать подопечную, если с ней приключится истерика или что похуже.

Нет, Эдиан уже достаточно пережила, чтобы сохранить осколки спокойствия в этой ужасной ситуации.

— Это лечится? — она тихо спросила лишь это. Опустила глаза, чтобы не заплакать.

— Нет, — отрицательно покачал головой Герберт. — Люди не знают способа вернуть человека, ставшего обращенным вампиром.

Эдиан снова закусила губу. Помолчала. Потом подняла на него глаза.

— То есть вы послали за моей мамой? Хотели шантажировать меня ею? — открыто спросила она.

Ректор криво улыбнулся.

— Ну почему сразу шантажировать? — приподнял одну бровь. — Может быть, я хотел сделать тебе подарок.

— Нет, — серьезно ответила Эдиан и потянула руки на себя. Он отпустил, а в жестком твердом лице в очередной раз мелькнуло что-то странное, вроде боли. Эдиан удовлетворенно подметила это. Сейчас… ей снова нравилось делать ему больно. — Вам это невыгодно. Если бы мама оказалась жива и в здравом уме, то можно было бы оспорить решение о признании меня сиротой. Это последнее, что вам нужно.

Он неожиданно поднялся. Опять едва заметно заходили желваки. А Эдиан подумала, что она попала в больную точку. На пару секунд он отвернулся так же, как она отворачивалась от него, когда хотела скрыть смущение, заливающую щеки краску. Потом снова посмотрел на нее.

Жестко сказал:

— А ты не думала, что я готов был пойти на это? Что я немного… отличаюсь от Кранга.

При упоминании похитителя Эдиан опять вздрогнула.

— Прости, — неожиданно сказал Герберт, заметив ее реакцию.

Она помолчала и ответила:

— Нет, вы, конечно, лучше. Но… и вы, простите… чудовище.

— Вот как ты обо мне думаешь! — неожиданно рассмеялся он. Не весело, но и без горечи. — Что ж, сложно было ожидать другого. Впрочем…

Эдиан перебила его:

— Где она?! Куда вы ее дели? Я хочу ее увидеть.

Герберт снова оценивающе посмотрел на нее.

— Уверена? — серьезно спросил он. — Это будет больно, Эдиан. Признаюсь, я не хочу для тебя лишней боли.

— Уверена, — Эдиан поднялась на ноги и встретилась с ним взглядом. — Вы ведь хотите сделать из меня великую волшебницу? Я встаю на этот путь. А такая волшебница, наверняка, должна хорошо владеть собой. Тем более, что от ее пола только и остается, что название. Мне нужна мужская сила воли.

Герберт метнул на нее очередной странный взгляд.

— Ты ошибаешься, если думаешь, что истинная женственность определяется лишь способностью рожать детей, — бросил он. Помолчал, раздумывая, и добавил: — Пойдем. Но помни, что ты сама об этом попросила. Я мог бы запретить. Однако ты и верно должна стать великой. А это звание покупается, в том числе, болью.

Эдиан кивнула. Он накинул на них обоих «полог невидимости». Дальше был долгий путь по бесконечным коридорам Академии. Эдиан и не знала, что она настолько огромная.

* * *

Герберт провел ее мимо медицинского блока — особого отделения в Академии, где лежали заболевшие сотрудники и студенты. Эдиан подумалось, что за одной из этих дверей сейчас Кай… Но, пожалуй, просить ректора дать возможность навестить его прямо сейчас — все равно, что дразнить тигра.

Да и мысль о маме отодвинула в сторону остальные волнения…

Затем они повернули в небольшой коридор, и Герберт остановился возле неприметной двери.

— Уверена? — сосредоточенно спросил он, с сомнением поглядев на Эдиан.

— Да. Это моя мать, — как можно тверже ответила Эдиан. Но сердце тревожно забилось. Она боялась увидеть… то, что не сможет вынести. То, от чего снова потеряет над собой контроль и начнет рыдать. То, от чего ее сердце совсем разорвется.

Нет, она должна смочь, обязана.

Герберт приложил руку к двери, и она открылась. За ней был небольшой коридор, а дальше… крепкая металлическая решетка. Как только Эдиан увидела решетку, сердце сжалось от боли и жалости.

Ее мать сидит, как дикий зверь, за решеткой. Невыносимо.

За крепким сплетением металлических прутьев была обустроенная комната со светильником, кроватью… По комнате… судорожно, рывками перемещалась женщина… На мгновение Эдиан подумалось, что ректор обманул ее. Ведь ее мама не могла превратиться в такое…

На женщине была просторная светлая рубаха, волосы аккуратно расчесаны. Но худое до истощения тела казалось незнакомым, а волосы спадали на лицо. Она металась по комнате, порой вставала на корточки и делала странные, дикие прыжки. Словно что-то мучило, выворачивало ее внутри.

Должно быть, так и было. Эдиан читала, что постоянная жажда крови жжет обращенных вампиров изнутри.

Но где-то в этих безумных движениях, в силуэте, почти полностью скрытом просторной рубахой, Эдиан уловила что-то родное…

Женщина, что прежде звалась Лэрис, заметила их присутствие. Она встала на ноги и уставилась на Эдиан.

Да, это была она, ее мама. Серое, обтянутое кожей лицо было узнаваемо. Но глаза стали красными и горели диким светом. Эдиан передернуло. Она словно оказалась в самом ужасном сне.

— Мама, мамочка! — крикнула она сквозь слезы.

Просто не выдержала. Вцепилась руками в решетку, словно хотела разогнуть прутья.

— Убери руки! — резко сказал Герберт и одним движением оттянул ее от решетки. — Укус вампира — последнее, что тебе нужно.

— Она не тронет меня!

— Посмотри, — спокойно ответил Герберт.

Лэрис медленно пошла к решетке, сгибая пальцы, как хищник, приближающийся к жертве. Она пристально и остро смотрела на Эдиан, но в ее взгляде не было узнавания.

А спустя миг она бросилась на решетку, вцепилась в нее руками и ногами и принялась ее трясти. Одну руку просунула между прутьев и потянулась в сторону Эдиан. Как будто хотела схватить за горло. Пальцы все так же безумно, отвратительно сгибались.

Герберт отодвинул Эдиан еще дальше от решетки и чуть прикрыл своим плечом.

— Дай мне крови! — раздался почти неузнаваемый из-за хрипоты голос.