– Послушай, что я тебе скажу.

– Нет, это ты дослушай. Я стригусь здесь с самого детства, а теперь ты заставляешь меня заплатить тридцать долларов за чертову стрижку, Хаус? Самая короткая стрижка и бритье – тридцать долларов?

– Ну да, пятнадцать за стрижку и пятнадцать за бритье для взрослых. За детей – десять долларов. За гениев – восемь, – Хаус кивнул на Майлза.

– Ага, это грабеж, – простонал клиент.

– Грабеж? Да вы, шутники, меня просто убиваете. Майкл Джордан говорит: «Сегодня я решил продавать свои кроссовки по три сотни баксов за пару», и вы все без проблем идете и покупаете их по цене космического корабля. А потом ходите – кроссовки как из будущего, вот только ваши задницы все еще здесь. Но как только, – Хаус, владелец парикмахерской «У Хауса», поднял палец в воздух, – как только я подниму цену на стрижки, вы начинаете ныть и жаловаться. Не говоря уже о том, что вас сюда насильно не загоняют.

Он стриг мужчину, одетого в рабочую форму – грязные джинсы и перепачканные ботинки. Ножницы порхали над его головой, и волосы, как снежинки, летели на пол.

– Слушай, я просто считаю, что должна быть какая-то скидка для постоянных клиентов, – мужчина, споривший о цене, сидел рядом с Майлзом и его отцом. Он был похож на тех парней, которым уже под пятьдесят, но они каждые выходные играют в баскетбол с ребятами типа Бенджи и Слизистого, чтобы чувствовать себя моложе.

– Скидка? – Хаус перестал стричь и указал ножницами на мужчину. – Да что ты знаешь о скидках? Если я всем буду делать скидки, то не смогу оплачивать аренду помещения. Что ты тогда, будешь звать меня в свои люксовые апартаменты, чтобы я тебя постриг и побрил твою рожу? Вы, говнюки, так говорите, как будто Нью-Йорк – это не новый Диснейленд! А когда последний раз Микки Маус предлагал тебе бесплатно пройти в свой замок или что там у них? А? Никогда!

– Дружище, давай уже поторопись, мы все хотим постричься. Много разговариваешь.

– Пострижешься, не переживай. К тому же ты знаешь правила: жди или проваливай. Ты все равно после Малыша Отл, – Хаус говорил про Майлза. – Вы все знаете, почему я его так зову – потому что он всегда получает в школе отлично. Один из самых умных людей в нашем районе и определенно самый умный в этой парикмахерской.

Мистер Фрэнки, чьи джинсы были перепачканы краской, играл в шахматы с Дерриком, одним из самых молодых парикмахеров, у которого в это время дня не было клиентов. Он обычно стриг маленьких детей, потому что умел говорить смешным писклявым голосом, отчего они всегда переставали плакать, а они приходили обычно после одиннадцати. Также здесь была мисс Шайн. У нее были короткие волосы, и она всегда приходила к Хаусу их подровнять.

– Мой Сайрус раньше тоже учился на отлично. Таких ботаников было еще поискать, сказала мисс Шайн с неуверенным умилением в голосе. – Пусть это послужит для тебя уроком, Майлз: наркотики – зло.

– Да, мэм, – подтвердил Майлз.

Мисс Шайн кивнула и поджала губы.

– Где теперь старина Сайрус? – спросил Хаус. – Сто лет его не видел.

Мисс Шайн посмотрела на него безжизненным взглядом.

– Я тоже. Уже давно полицейские пришли ко мне в дом и забрали его. С тех пор я о нем не слышала, но полагаю, ему лучше быть там, чем здесь. Хотя бы там ему могут помочь завязать.

– Да, – сказал отец Майлза. – Уверен, с ним все хорошо.

Затем повисло молчание. Настолько давящее, что казалось, будто потолок начал опускаться на посетителей парикмахерской. Наконец Хаус снова заговорил.

– Знаете, кого еще я давно не видел? Пассажира Бенни.

– Кого? – мисс Шайн вышла из транса.

– Бенни. Бездомный парень, который жил в машине здесь за углом. Я иногда его стриг, а он взамен подметал полы.

– А, помню. Только не знала, как его зовут. Я всегда на День благодарения и Рождество оставляла на багажнике печенье в банках из-под кофе. Тоже давно его не видела.

– А я видел, – сказал Фрэнки. – Недели две назад. Его вытащили из машины и бросили в тюремный фургон.

– Что он сделал? – спросил Хаус, стряхивая волосы с шеи и рубашки рабочего.

– Понятия не имею, – ответил Фрэнки. – Но больше я его не видел.

Майлз вспомнил стихотворение, которое писал на занятии у мисс Блауфусс, про Пассажира Бенни – «Исчезающий человек». Он жил здесь так давно, но так мало людей знали его имя. То же самое с Ником. Он почти не выходил из дома, так что если вы не жили в доме напротив, откуда можно было увидеть, как он выглядывает из-за занавесок, вы бы и не знали, что он там жил. Сайрус Шайн большую часть времени тоже жил как зомби, игнорируемый остальными. Прозвище «невидимый человек» подошло бы ему как нельзя кстати.

Все в парикмахерской покачали головами, а затем разговор продолжился как обычно. Хаус побрызгал волосы строителя спреем для укладки, и воздух наполнился ароматом кокоса и ванили. Затем Хаус рукой уложил прическу и поднял перед лицом клиента зеркало.

Мужчина кивнул, заплатил, оставил на чай и ушел.

– Малыш Отл, твоя очередь! – позвал Хаус, стряхивая волосы с кресла.

Как только Майлз сел, отец тут же распорядился:

– Цезарь. Покороче. И без всяких выкрутасов, пожалуйста.

– Ого, расслабься, Джефф. Как будто я его никогда раньше не стриг. Когда он сидит в моем кресле, можешь быть спокоен, я сам обо всем позабочусь, – сказал Хаус. – Ладно, как школа, Майлз?

– Нормально.

Отстой.

– Уже придумал, как создать устройство для телепортации?

– Хотел бы я себе такое, – Деррик побил пешку конем.

– Нет пока, – сказал Майлз. – Я пытаюсь не отвлекаться, чтобы поскорее окончить школу.

А еще я думаю, что мой учитель хочет меня убить.

– Как я тебя понимаю, – сказал спорщик, сидевший рядом с ним. – Я вот тоже хочу, чтобы Хаус не отвлекался, потому что мне нужно поскорее закончить с этим.

И снова пошло-поехало, болтовня о ценах на стрижки, сплетни о том, за сколько такой-то продал свой дом и во сколько ему обошелся новый на южном побережье. Периодически Хаус прибавлял звук у радио, когда играла его любимая музыка – биты восьмидесятых, которые отец Майлза использовал для примера, чтобы показать настоящий хип-хоп. И ощущение пластиковой насадки, скользящей по голове Майлза, волосы, падающие на лицо, горячее лезвие на шее, затем на лбу и знакомое жужжание в ушах. Когда стрижка была готова, отец Майлза встал, чтобы расплатиться, но Майлз достал остатки своих денег, заработанных во время дурацкого танцевального батла в поезде днем ранее.

– Я заплачу, – сказал он отцу, отсчитывая деньги.

– Сынок, ты что, в стрип-клубе подрабатываешь? – спросил Хаус.

Деррик и спорщик рассмеялись. Мисс Шайн отвернулась, чтобы скрыть улыбку.