Хищники оживились. Все поднялись на четыре лапы, и двое двинулись навстречу слугам. Хоть ниальги и казались расслабленными и лениво поглядывали по сторонам, Камрос отметил, что одно или два животных постоянно держат в поле зрения обе группы людей.

Слуги открыли ограждение и положили длинную деревянную доску через ров. Двое из них остались на страже, вооруженные палками, но ниальги не приближались. Один из слуг палкой подтолкнул по доске козу. Испуганное животное блеяло и сопротивлялось, но скоро оказалось по ту сторону рва. Слуги быстро убрали доску и закрыли ограду.

Вначале ничего не происходило. Ниальги не двигались, а коза семенила вдоль рва, прямо к месту, где стояли Бариксес и Камрос. Затем от группы отделилось два ниальга, один направился в одну сторону, второй — в другую.

Словно по безмолвному приказу, два зверя резко двинулись вперед, на козу, которая помчалась прочь. Однако стая разделилась, и оба охотника погнали свою добычу прямо в лапы ожидающих сородичей. Коза исчезла под телами охотников, и ее голос быстро замолк. Вся стая собралась вместе и терзала тушу.

— Один ниальг сам по себе не так опасен. Они выносливы, но не очень быстры. Но в стае от них нет спасения. Это не так просто заметить, но в стае действует строгая иерархия. Как среди чиновников, — пошутил Бариксес, в то время как Камрос размышлял, на что намекала такая демонстрация.

— Но чиновники редко разрывают коз.

— Как точно подмечено, — смеясь, ответил Бариксес. — Обычно у них на уме добыча более крупная.

Его смех замер, и он оценивающе посмотрел на Камроса.

— Вопрос только: насколько более крупная?

— Война — охота цивилизованного мира, — холодно ответил Камрос. — И ее добыча — страна.

Запах дыма все еще висел в воздухе, отвлекая Корнеля от богослужения. В капелле собралась небольшая группа верующих, атмосфера царила подавленная. Мысли Корнеля снова и снова возвращались к пожару. Божественный свет защитил капеллу, но главное здание и западная башня в конце концов сгорели, несмотря на все попытки затушить огонь. По крайней мере, удалось предотвратить распространение огня на другие части крепости Ремис, что на фоне разрушений было, однако, слабым тешением. О погибших не объявляли, трупов не нашли, но оба на воеводы были ранены. Священник рассеянно закончил молитву и отпустил верующих. Вместе с Гарьясом он очистил капеллу, но даже повседневная рутина не принесла покоя в душе.

Его подчиненный тоже молчал. Прошедшие события, наверное, тяготили его не меньше, чем Корнеля. Собственно, он должен был поговорить с молодым человеком, успокоить его душу, но он был слишком взволнован, чтобы вселить мир в другой разум. «Еще одна моя слабость».

Во дворе запах пожарища был еще сильнее. Вот уже два дня он пропитывал воздух, цеплялся за одежду, волосы… Он был вездесущим и всепроникающим. Здание уже остыло настолько, что в нем начали ремонтные работы. С восходом солнца рабочие принялись убирать обломки из внутренней части наполовину обвалившегося здания. Тяжелая работа — пепел затруднял дыхание и требовалась недюжинная сила, чтобы сдвинуть огромные каменные блоки, из которых была сооружена башня.

Под утро в главной башне обрушились перекрытия. Сохранились лишь внешние стены до третьего этажа, крыша исчезла в огне и дыму. Среди развалин торчали колонны большого зала и несколько внутренних перегородок. Знаменитая мозаика, которая изображала сражающуюся воеводу Ионну, была наполовину утрачена, точно так же как и более древние, отреставрированные фрески вестибюля.

Корнель, качая головой, рассматривал пепелище. Настенные украшения когда-то были разрушены масридами и скрыты за гобеленами, и их восстановление для влахаков было вопросом чести. Но перед силой огня творения мастеров не выстояли. Корнель в который раз осознал бренность всего, что создано руками человека. Несмотря на свою принадлежность к ордену Альбус Сунас, он все же был влахаком и ему было больно от этой потери. «Но мозаики можно восстановить, здание отстроить. А вот гибель людей — настоящая трагедия. К сожалению, это понимают лишь немногие, в то время как большинство скорее дорожат камнями и землей, чем людьми, которые населяют ее».

Из-за обрушения главного здания путь в покои воеводы стал менее удобным. Приходилось почти полностью обходить низкое здание, а затем идти через двери кухни, которые, собственно, были предназначены для доставки крупных товаров. На кухне царила обычная суматоха; от больших печей шел жар, готовилась трапеза. Никто не обратил внимания на Корнеля, пока тот брел через кухню к коридору. Затем он поднялся на третий этаж, где стояли двое часовых, юные солдаты, но они беспрепятственно позволили ему пройти. Один из них был тем самым стражником у ворот, который несколько дней назад призвал к благоразумию свою соратницу, и священник дружелюбно кивнул ему, отчего тот покраснел.

Как и ожидалось, Стен сал Дабран был в своих комнатах. Священник пересек рабочую комнату и прямо пошел в спальню. Воевода в одиночестве сидел у широкой кровати, на которой лежал Ионнис. Юный принц лежал абсолютно неподвижно, его голова была перевязана. Он так и не проснулся и выглядел словно мертвый.

Когда Корнель вошел, воевода сразу поднялся со стула. Он был так же бледен, как и его сын. На изможденном лице вокруг глаз обозначились темные круги, а лоб избороздили морщины тревоги.

— Никаких изменений? — поинтересовался Корнель, взглянув на Ионниса.

Ответом было лишь отрицательное покачивание головы, но священнику большего и не нужно было. То, что сын воеводы не просыпался, было очевидно.

— Мы молимся за него. И за его брата.

В глазах Стена промелькнула короткая искра: то ли гнев, то ли надежда. Но с его губ слетело лишь усталое «спасибо».

— Как дела у Натиоле? — спросил Корнель.

— Лучше. Вы совсем немного разминулись с ним, он только что был здесь. Нати еще хромает, но нога хорошо заживает.

Воевода мгновение помедлил. Но потом он произнес:

— Этим он обязан вам.

Корнель посчитал, что разумнее не развивать эту тему.

— Выяснили ли ваши люди что-нибудь о пожаре? — спросил он вместо этого. — И что сказал фельдшер по поводу ранений вашего младшего сына?

— Рана могла быть получена во время падения. При этом я совершенно не могу представить, как он должен был упасть и откуда. Керр сказал, что он неподвижно лежал рядом со своей кроватью. Или же ранения стали следствием нападения… Целители этого не знают. Ясно лишь одно: без Нати и Керра он сейчас был бы мертв… Сгорел бы в своих комнатах. Посреди нашей крепости, под защитой всех этих толстых стен, в самом сердце страны.

— Он не мертв, — успокоил Корнель взволнованного воеводу, который повысил голос на последних словах.

— Нет. Но до этого недалеко, священник. Ему повезло, что дым не разрушил легкие, так как он вовремя оказался на свежем оздухе. Я… не смог добраться наверх, и я никогда бы не спустился по этой стене.