и кажется, что Данис сейчас…

– Так, все! – Марат закрыл мне рот рукой. – Я блокирую твои тревоги, что ли?

– Не знаю. Наверно.

– Что с тобой делать? Сразу предупреждаю, никакого секса. Я просто лягу рядом. И одеяло свое принесу. Ложись.

Я хихикнула.

– Постараюсь не посягать на твою добродетель и честь.

– Буду признателен.

Марат сходил в свою комнату за одеялом, пока я тихонько устраивалась в кровати. Едва он вернулся и лег рядом, стало совсем хорошо. Сердце еще тревожно стучало, но я знала, что пройдет.

Правда от факта, что мы спим в одной кровати, голова шла кругом. Неужели я сама затащила его в свою постель? Не для секса, конечно… Жаль.

Я изо всех сил старалась подавить бурную радость между ног. От пошлых мыслей чуть отвлекал Данис, который тихонько сопел в своей кроватке.

Он покашливал время от времени. Я, конечно, просыпалась, чувствовала Марата рядом и засыпала снова.

Марат

Идея остаться спать с Сашей в одной постели – победитель хит-парада самых плохих идей.

Я перепугался, услышав ее крик, и не мог уйти обратно к себе, когда выяснил, что ей приснился плохой сон. Казалось совершено естественным лечь рядом, обнять, пошутить про секс, прикинуться ее другом и уснуть. Но так же естественно мой организм среагировал на близость. Я просыпался несколько раз и почти хватал себя за руку, которая ползла под Сашино одеяло. Дан кашлял, и Саша просыпалась тоже. В общем, я провел эту ночь в полусне и борьбе за целомудрие.

Нужно было сгонять в ванную, наверное, но я не хотел уходить от Саши. В конце концов, под утро я измучился окончательно и больше не просыпался. Ровно до того момента, когда понял, что преграды больше нет.

Я лежал под Сашиным одеялом, прижимался к ней сзади. Мои трусы болтались где-то в районе колен. Когда я, блять, успел их снять? Хрен знает. Я держал Сашу за бедро. Ее пижамные шортики тоже были приспущены. Мой член скользил между ее половых губ.

Я еще не до конца очнулся. Саша, кажется, тоже спала и постанывала так невероятно ободряюще, что я просто запретил себе просыпаться. Я запретил себе вспоминать, что не имею права ее трогать. Она была слишком влажной, слишком горячей и желанной.

Балансировать на грани катастрофы было слишком приятно. Я как будто сидел под одеялом и ел втихаря украденный торт. Пока ты в темноте, никто не узнает. Потом, конечно, дадут люлей, но это будет потом. Сейчас – темно и сладко.

По этой причине я не открывал глаз и не просыпался окончательно. Ужасно хотелось скользнуть чуть дальше и погрузиться внутрь, ощутить ее внутри, вокруг меня. От одних мыслей можно было уже обкончаться.

Я был готов проснуться и одновременно наплевать на все, но тут закашлял и захныкал Дан. Голос ребенка стал для меня отрезвляющим будильником. Я отодвинулся от Саши и быстро умчался из спальни. Как будто меня там и не было.

Ванная встретила блеском кафеля и шумом воды. Они опять были свидетелями моей дрочки. Пока чистил зубы, я смог сам себя убедить, что Саша все примет за сон. Как удобно самому принимать женщину за дуру. Аттракцион невероятного лицемерия.

Из ванной я вышел в ужасном настроении. Торговаться с самим собой получалось все хуже. Я чувствовал, что мои моральные рамки становятся слишком тесными. В них не вписывались ни Саша с Даном, ни мои чувства к ним. И все, конечно, усложнялось влечением.

Подумать только. Я готов засадить Саше, пока ее сын спит. При больном ребенке! Она и так вся в растрепанных чувствах, так я еще сую в нее свой член. Придурок.

Справедливости ради, членом моим можно было даже после водных процедур кипятить воду. Мы с ним всю жизнь вместе, и его мне было тоже жалко. Не так, как маленького Даниса…

Боже, ну и сравнил…

Чтобы не погружаться в дебильные размышления, я приготовил завтрак, поставил кофе, собрал небулайзер, намешал раствор по рецепту тети Нади. Кучу дел переделал, короче. У Саши не было шанса заговорить со мной об утреннем инциденте.

Но даже если бы она начала… Я на этот случай раз сто про себя проговорил беспечно: «Что? Тебе приснилось, наверно».

Трус и лицемер.

Репетиции мои прошли даром.

Саша вышла из спальни с Даном на руках, едва взглянула на меня, но сказала:

– Ему вроде лучше. Температуры нет, дыхание хорошее.

– Отлично, – обрадовался я чуть громче, чем стоило.

Дан потянул ко мне руки, и я забрал его у Саши.

– Не помню, ингаляции после завтрака? – рассуждала вслух Саша.

– Пусть поест, – решил я.

Дан проявлял интерес к каше, которая ждала его на столике.

Мы позавтракали, полечили Дана, Саша помыла посуду. Мне позвонила тетя Надя и велела гулять сегодня побольше.

– Ночью дождик прошел, но тепло. Сейчас идеальный воздух для малыша. Ночью все нормально было?

– Эээ, да, – ответил я, имея в виду ребенка.

Вряд ли тетя Надя будет в восторге от подробностей моей интимной нежизни.

Саша была какая-то растерянная. Она вроде бы внимательно слушала, когда я передавал слова педиатра про воздух, но собиралась дольше обычного. Пришлось даже ей помочь, потому что она трижды складывала и вынимала из сумки банку с перекусом для Дана.

Погода действительно была шикарная. Мы отлично погуляли. Дан кашлянул пару раз и больше не пугал ни меня, ни мать. Мы вернулись домой только на обед. Я решил, что нужно снова съездить на базу. Все лучше, чем город.

Саша, которая была зажата утром, немного развеселилась. Она дразнила меня всю дорогу, напоминая про мою любовь к лесу и общению по телефону. Я смущался, как пацан, чувствуя вину за ту историю. Саша этим бессовестно пользовалась.

Дан как будто вспомнил место и радостно гулял у реки до вечера.

– Он больше не кашлял, – сказала Саша, когда мы возвращались домой.

Она села рядом со мной, а не на заднее сидение. Мне нравилось посматривать на нее и болтать в пути. Дан, уставший за день, уже дремал в кресле.

– Наверное, я зря дал ему вторую конфету. Очень похоже на аллергическую реакцию. Ингаляция сняла спазм, теперь все будет хорошо.

Я погладил Сашу по руке совершенно бессознательно. Это был естественный порыв, попытка усилить свои слова и успокоить ее окончательно. Она не отбросила мою руку, а улыбнулась.

– У тебя тоже была аллергия в детстве? – спросила Саша.

– Да, я тогда орехов обожрался. Смутно помню, как кашлял, но как ел – очень даже. Мне все время было