Его и не было.

Тогда зачем же…

– Где он? – тихо спросила Оля, поворачиваясь к Никите.

– Ушел. Туда, – он кивнул влево. – Или туда, – он кивнул вправо.

– Его не было.

– Не было.

– Тогда зачем же…

Ей хотелось понять, ей так сильно хотелось понять, что в груди что-то задрожало. Оля настойчиво глянула на Никиту, резко убрала его руки с талии и сжала губы. Тогда зачем же? «Отвечай! Немедленно отвечай!» Он опять посмеялся над ней? Пошутил? Но сердце, затаившись, боялось и ждало совсем другого ответа.

Глаза в глаза – и слова рассыпались в пыль.

«Не все, Ольга Петровна, поддается объяснению, не все». Никита уже знал, чем закончится этот разговор. Она хотела правды? Ну что ж…

Подавшись вперед, он вновь притянул ее к себе. Ничто в эту секунду не противилось его желанию, ничто не мешало. Вот только угол портфеля, который Оля держала в правой руке, слабо ударил его в ногу. «Ревнует», – хмыкнул про себя Никита.

Ее глаза потемнели, губы разжались и перестали напоминать тонкую линию, щеки побледнели. Она покачала головой, но это не было отрицанием – это был испуг, не более.

«Ольга Петровна, не надо бояться… поцелуй, всего лишь поцелуй».

Всего лишь.

Больше не медля, Никита поцеловал ее – руки поползли вверх и остановились – это он еще мог контролировать.

Оля зажмурилась и сразу ответила. И не было уже никаких метаний, никакого испуга. Быстрее, быстрее, пока никто не опомнился, пока никто не помешал…

– Так чего?.. Теперь можно без билетов заходить?! – донесся откуда-то издалека громкий мужской голос.

– Ага, – хохотнул женский, – день открытых дверей! Дегустация в самом разгаре!

Молниеносно вернувшись на землю, Оля отстранилась и растерянно посмотрела на Никиту.

– Нас ждет Волков, банкир, – сказала она первое, что пришло в голову, и слегка тряхнула портфелем.

– Не будем злоупотреблять его терпением, – натянуто ответил Никита, беря Ольгу под руку.

Со старой схемой «плохой полицейский – хороший полицейский» и Петр Петрович, и Лев Аркадьевич справлялись отлично. Но если обычно это напоминало спектакль, то сейчас все были искренни.

Петр Петрович стоял около стола, заложив руки за спину, слегка раскачиваясь – брови сдвинуты, из глаз летят молнии, лоб исчерчен морщинами. Он явно сдерживал поток негодующих вопросов и пытался успокоиться.

Лев Аркадьевич расположился на кожаном кресле у окна и смотрел то на друга, то на Егора. Щеки подрагивали, пальцы барабанили по подлокотникам, ноги находились в постоянном движении: пятки вместе, носки врозь и наоборот. Его нервы тоже были напряжены до предела, но в душе он радовался и одновременно чувствовал себя виноватым. «Прошло, прошло время Маши Серебровой…»

Егор, лениво развалившись на стуле, терпеливо ждал, когда же у «отцов» улягутся мысли и начнется перекрестный допрос. В кабинете Шурыгина он всегда чувствовал себя прекрасно, а сейчас еще был уверен, что рядом, в ванной комнате, спряталась Катя – взобралась на тумбу и, морща нос и покусывая пухлые губы, старательно подслушивает. Это умиляет. Отличный вечер. Приятный.

– Что происходит? – Петр Петрович решил не размениваться на мелочи и узнать обо всем сразу.

– Весна, – тяжело вздохнул Егор, справедливо ожидая, что за такой исчерпывающий ответ на него обрушатся гром и молния.

Но тут в разговор вмешался дружелюбно настроенный Лев Аркадьевич:

– Егор, пожалуйста, объясните нам ситуацию. Вы говорили, что мой сын встречается с Машей, а сегодня… Как это понимать? Никита обнимал Олю, и эти объятия не были… ум-м-м… – Волнение все же помешало Льву Аркадьевичу произнести длинную речь, напичканную вопросами, он сцепил пальцы на животе и замер. – Как это понимать?

– Мы тебя внимательно слушаем, – холодно подбодрил Петр Петрович.

Качнувшись на стуле, Егор улыбнулся: осчастливить «отцов» не так уж и трудно, тем более что оба будут рады даже минимальной информации. Но он-то знает многое, очень многое…

– Вы меня наняли следить за Марией Серебровой, чем я и занимался последнее время. У нее все в порядке: она взяла короткий отпуск, ходит по магазинам, посещает салоны, проводит время с Никитой, болтает с подружками…

– Значит, она встречается с моим сыном?

– Да.

– А Оля? – спросил Петр Петрович.

– Оля тоже встречается с Никитой, – ответил Егор.

Лев Аркадьевич вжал голову в плечи – надежда на простое, но одновременно волшебное объяснение рухнула.

Петр Петрович помрачнел еще больше и резко развернулся к другу.

– Твой сын пудрит мозги моей дочери?!

– Возможно, он передумал… э-э-э… возможно, у них другие отношения…

– Она ему верит! Оля никогда бы! А тут! Он пользуется ее наивностью!

– Какая наивность? – Лев Аркадьевич сделал слабую попытку вступиться за сына. – Она уже была замужем.

– Да, была! И развелась! Потому что Белкин – еще та склизкая сволочь! Крутился вокруг меня угрем! Мерзавец! И я не позволю, чтобы Оле опять причинили боль! Не позволю!

– Какая боль, – буркнул под нос Лев Аркадьевич, – смотрелись они хорошо… Мне кажется, нам лучше не вмешиваться…

– Не вмешиваться? Лева, ты в своем уме?! Твой сын – бабник! И он пудрит, да, именно пудрит мозги Оле! И я об этом ничего не знал, – Петр Петрович резко развернулся к Егору. – Почему ты мне ничего не рассказывал?

– Вы просили приглядывать только за Серебровой.

– Тогда какого черта…

– Свободное время я могу тратить так, как считаю нужным.

Петр Петрович заскрипел зубами. С Кречетовым он разберется позже! А пока нужно вытянуть из этого самодовольного умника всю правду!

– Как давно они вместе?

– Оля встречала Никиту в аэропорту, – не без удовольствия ответил Егор. – Я предложил ей сделать это вместо меня, и она согласилась.

– Что?

– Она написала его имя и фамилию на листе бумаги и…

– Зачем? – теперь уже изумился Лев Аркадьевич.

– Она не хотела, чтобы он ее узнал, – пробормотал Петр Петрович и поднял глаза к потолку. Воображение тут же нарисовало правильную картину: его средняя дочь стоит посреди зала, держа на уровне груди лист бумаги. И она это утаила… Какие напрашиваются выводы? Правильно.

– Но почему? – продолжал недоумевать Лев Аркадьевич. – Зачем?

– Весна, – опять улыбнулся Егор.

Петр Петрович заходил по кабинету. Нужно унять свои чувства, взвесить «да» и «нет», прощупать, спрогнозировать и понять. Понять! Кречетов расскажет только то, что посчитает нужным, у него какая-то своя философия. Честно говоря, это раздражает, злит, но Егор почти всегда оказывается прав. Или не почти? Всегда прав. Не хочется этого признавать, но что поделаешь.