– Мне нужно отойти, – прервал затянувшееся молчание Константин и уже официальным тоном обратился к Никите: – Но мы сегодня еще обязательно встретимся и поговорим, да?

– Конечно, буду рад, – бросил тот, пожимая протянутую руку.

Он быстро ушел, а Оля, с неожиданным аппетитом смолотив два круассана, откинулась на спинку стула и смущенно произнесла:

– Давно я уже не была настолько голодна.

Пудра перепачкала подбородок и кончик носа, но Никита тянул и не говорил ей об этом. Ему нравилось смотреть на нее такую – не идеально чопорную.

* * *

– Где Никита? Я ему позвоню.

– Не надо, – махнул рукой Петр Петрович. – Я вот Ольгу не тереблю, и ты оставь парня в покое.

– Я ему даже не сказал, что приеду. – Лев Аркадьевич промокнул лоб платком и в который раз завертел головой. – Мы с ним вообще не общаемся на рабочие темы. У него все бегом, бегом! И улыбается! Все время улыбается!

– Вот и не нужно беспокоиться. Я-то тебя понимаю, но с другой стороны, Никита – человек взрослый, самостоятельный.

– Скажи мне, как можно любить женщину, которая…

– Возможно, он ее уже не любит, – не особо на это надеясь, утешил Петр Петрович.

– Однако твой Егор сообщает обратное.

– Мы сюда пришли, чтобы ты отвлекся, а ты постоянно говоришь о Маше Серебровой! Хватит. В этом павильоне есть дегустационный зал, пойдем, вино, должно быть, хорошее. Мы, кстати, устраиваем дегустацию вина Ивона в четверг, я собираюсь приехать.

– Никита! – перебил Лев Аркадьевич, протыкая указательным пальцем воздух. – Я его там только что видел. Я хочу с ним поговорить.

– Мне кажется, на самом деле ты хочешь убедиться, что он приехал без Марии, – вздохнул Петр Петрович.

– И это тоже, – согласился Лев Аркадьевич и потянул друга к частоколу рекламных стендов.

Белкин крутился поблизости: то уходил, то возвращался. И то улыбался, то хмурился. Никита настойчиво держал Олю за талию, хотя она время от времени давала понять, что в этом нет необходимости.

– Мне кажется, ты тоже должна называть меня ласково. Я не такой привереда, как ты, и согласен на банального «зайчика».

– Это лишнее.

– Не скажи-и… Где же взаимность?

Ольга проигнорировала вопрос и решительно убрала его руку со своей талии. Было неловко: его дыхание ложилось на ее шею и плечо, ее бедро касалось его тела… Кругом в основном незнакомые люди, но кажется, будто все смотрят только на них.

Никита пожал плечами и глянул на часы.

– И где наш банкир?

– В лучшем случае приедет через полтора часа.

– Надеюсь, он не увлекается йогой? Мне не придется поражать его какой-нибудь акробатической позой?

– Нет, он серьезный человек.

– Отлично и… Спасибо, ты меня здорово выручаешь.

Слова Никиты были приятны, и Оля опустила глаза, чтобы он этого не заметил.

– Я тебе говорила: одной встречи с ним будет мало.

– Да, и это несколько удручает.

Деньги нужны позарез, а охотиться на банкира, увы, придется долго. Как минимум необходима пара-тройка встреч, а уж потом можно перейти к делу. Сейчас у него есть только фамилия Замятин и квартира в Лондоне. Мало этого или много?

Никита кивнул, взял Олю под локоть и направил к дегустационному залу. Но вход оказался платным, а у кассы толпилось слишком много народа.

– В зале наверняка такая же толкотня, – сказала Оля, хмурясь. – Вряд ли…

Договорить она не успела – громыхнула закрытая створка двери, долговязый служащий в темно-зеленой форме ахнул и отскочил, и практически сразу раздался душераздирающий рык: «Это вы называете гулянкой?!!» Очередь из желающих купить билет мгновенно расползлась в стороны, точно убежавшая каша. Из зала, шатаясь, выплыл крепкий бородатый мужичок в дорогом костюме и мрачно повел кустистыми бровями. Под мышкой он держал не менее дорогой плащ, который тут же полетел на пол.

– Народ, заходи! – проревел он, распахивая наконец-то сдавшуюся створку двери. – Пить будем! Есть будем! Разве так русский человек гуляет?

Присутствующие захихикали и загалдели: конечно, не так, билеты какие-то придумали!

– Он пьян, – тихо констатировала Оля.

Никита лишь улыбнулся в ответ.

– Народ, заходи! – продолжил зазывать мужичок, раскачиваясь на месте. – Квашеной капусты нет, и шабли их рот вяжет, но мы и сами с усами! – Он достал из внутреннего кармана пиджака приличных размеров плоскую флягу и многообещающе потряс ею в воздухе. – Народ, заходи!!!

И народ, настойчиво оттесняя подоспевшую охрану, радостно хлынул в зал за своим предводителем – даешь вино массам! На дегустацию устремились даже те, кто пить не собирался.

– Мне кажется, эта неделя «Виномании» войдет в историю как самая демократичная, – прокомментировал Никита. – Пойдем и мы.

Из зала донесся продолжительный грохот.

– Не думаю, что это хорошая идея, – скептически ответила Оля, делая осторожный шаг в сторону распахнутых дверей.

Раньше она бы точно развернулась и уверенно ушла прочь, а теперь любопытство подталкивало вперед… Впрочем, не только ее, зрителей было предостаточно.

– Руки прочь! – раздался громкий бас, и через пару секунд какой-то мужичок пушечным ядром вылетел из зала. – Руки прочь от рабочего человека!!! – заорал он, мотнув богатой бородой, а затем с язвительным смаком добавил: – И шабли ваше – поганое!

Вслед за ним с опозданием в пару секунд вылетели три охранника. Один из них поскользнулся на валявшемся плаще, проехал вперед, спилотировал в сторону Ольги, крякнул «извините» и тут же, поднявшись, устремился за возмутителем спокойствия.

Оля, коротко вскрикнув, отскочила назад, наступила на ногу Никиты и оказалась в его крепких объятиях.

– И ты еще спрашивала, почему я покинул Лондон? – усмехнулся он. – Да там такого никогда не увидишь!

– Не очень-то он похож на рабочий класс, – усомнилась Ольга и, развернувшись лицом к Никите, спросила: – А все-таки, почему ты вернулся?

– Там холодно, – коротко ответил он и подумал о Маше. А кого еще он мог вспомнить в этот момент? Зеленые глаза, три точечки-родинки на правой щеке, пухлые зовущие губы… Он целовал их десять лет назад и целовал сейчас – они сохранили свой медовый с горчинкой вкус. Он вернулся, потому что здесь его дом и потому что здесь женщина, которую он так и не смог забыть. Она манила, она кружила, она звала… И она должна принадлежать ему, потому что должна – и все, потому что этого хотят сердце и тело. А душа? – Не оборачивайся, – сказал Никита, – там твой бывший муж.

Он крепче прижал Олю к себе, и его губы коснулись ее виска. Она не пахла медом и не горчила. Она верила ему и… напрасно. Константина Белкина за спиной не было.