Она двигалась очень медленно и ритмично. И он поймал этот ритм и задвигался ей навстречу. Судорожно переводя дыхание, он думал только о том, чтобы она в нем не разочаровалась.

И на этот раз ему повезло, она застонала первой. Опрокинулась, перекатилась, притягивая его тело к себе. Обвила его руками и, царапая спину, что-то прошептала. И тогда он тоже позволил себе взорваться. Ему показалось, что душа его, рассыпавшись на части, улетела куда-то далеко-далеко и лишь спустя какое-то время вновь стала целой.

— Мы поженимся? — тихо спросил он.

Она не отозвалась.

Он приподнялся на локте:

— Почему ты молчишь?

— Я отдыхаю…

— Тебе ведь было хорошо? — спросил он.

— Было.

— Значит, я справился?

Она кивнула и слабо улыбнулась.

— Пожалуйста, — прошептал он, — скажи, что мы поженимся.

— Понимаешь, — ее рука прикоснулась к его волосам, скользнула по виску, спустилась по щеке к подбородку и легла на его губы, — одного секса для брака мало.

— Но ведь я люблю тебя! — воскликнул он исступленно.

— А я знаю? — усмехнулась она и лениво потянулась всем своим соблазнительным телом.

— Как это?! — Он буквально подпрыгнул на постели. — Как ты можешь этого не знать?! Все об этом знают!

— Я не все… — ее губы продолжали улыбаться, а глаза неожиданно стали холодными.

— Но что я должен сделать, чтобы ты мне поверила? — спросил он умоляюще.

— А ты сделаешь? — усмехнулась она.

— Все, что угодно! — страстно выкрикнул он, протягивая к ней руки в горячей мольбе.

— Хорошо, я подумаю, — тихо отозвалась она и закрыла глаза.

Через минуту по ее ровному дыханию он понял, что она спит. А он так и просидел, не двигаясь, на постели рядом с ней, как верный страж, охраняющий сон своей госпожи.

Проснувшись утром, она, как ему показалось в первое мгновение, посмотрела на него с недоумением, словно не сразу сообразила, что же он делает в ее постели. Но потом ее губы тронула улыбка.

— Доброе утро, мой маленький теленочек, — произнесли ее улыбающиеся губы.

— Доброе утро, любимая!

— Сейчас я напою тебя чаем, и тебе пора.

— Куда пора? — не понял он.

— Ну, я не знаю, домой, на работу.

— Я должен уйти? — отказывался он верить собственным ушам.

— Ну, ты же не можешь здесь жить, — улыбнулась она обезоруживающе.

— Но почему?!

Она пожала плечами.

— Ты сказала, что мы могли бы пожениться.

— Если ты докажешь мне свою любовь, — проговорила она сухо, уставившись на простыню.

— Да, я готов доказать, — закивал он быстро, как китайский болванчик.

— Хорошо, мы поговорим об этом позже.

— Когда?

— Когда я сочту нужным, — отрезала она.

Встретившись с ее холодным взглядом, он почувствовал, как его сердце начинает сковывать ледяной панцирь.

— Хорошо, когда ты решишь, — проговорил он упавшим голосом, — я буду ждать.

Они позавтракали чаем с бутербродами, и он покинул ее квартиру. В его душе надежда и отчаяние боролись с таким остервенением, что ему время от времени казалось — душа не выдержит этой борьбы и разорвется на кусочки. Он не мог разобраться в своих чувствах и понять, что же такое произошло этой ночью на самом деле. В течение всего дня ему казалось, что на него оглядываются все беспризорные собаки и смотрят уж как-то слишком сочувственно.

А коллега по работе не утерпел, хлопнул его по плечу и спросил:

— Что случилось? Ты выглядишь сегодня, как побитая собака.

Он поспешил уверить, что с ним все в порядке. Но коллега, кажется, не поверил.

* * *

Она позвонила ему через два дня. Все это время он не находил себе места, почти не спал и если что-то и ел, то не помнил, что именно. Если бы ему положили на тарелку сено, он и его сжевал бы и не заметил. Теленочек, мой миленький…

Сам позвонить ей он не посмел. А когда она все-таки позвонила, так стиснул телефон, что тот чуть не треснул в его руках.

— Скучаешь? — спросила она.

Он кивнул и только полминуты спустя понял, что она никак не может видеть его кивок, и проговорил поспешно: — Очень.

— Приходи сегодня в девять вечера в сквер Космонавтов.

— Мы могли бы пойти в кафе, — робко предложил он.

— Нет, мы встретимся в сквере. И не опаздывай, — она отключилась.

Он примчался в сквер за полчаса до назначенного времени и стал мерить шагами расстояние от памятника до скамейки. Она неслышно подошла к нему сзади, дотронулась до плеча: — Привет, я здесь.

— Ты пришла, — он блаженно улыбнулся.

В сквере не было никого, кроме них, памятника и голубей. Памятник молчал. Голуби отрешенно ворковали. А его нервы превратились в натянутые струны.

Его палец машинально нажал на кнопку диктофона, спрятанного в кармане.

Он сам не знал, зачем взял его. То ли хотел запомнить каждое слово, произнесенное ей. То ли его подсознание не было таким доверчивым, как одурманенный страстью ум.

Когда она сказала, что именно он должен сделать, чтобы доказать ей свою любовь, у него было такое ощущение, что его только что со всей силы стукнули обухом по голове. Ему показалось, что земля поплыла перед его глазами. Потом он увидел, что каменные глаза памятника, не мигая, смотрят на него, а гранитные губы отчетливо произносят: — Не будь глупым теленком.

Голуби как-то странно засуетились, поднялись и улетели прочь все до одного.

Он замотал головой и сказал: — Я сделаю все, что ты хочешь.

— Вот и славно, — она вспорхнула со скамейки, на которую присела пять минут назад.

— И мы поженимся? — спросил он.

— Конечно.

— Ты обещаешь? — упрямо допытывался он.

— Обещаю, обещаю.

— Хорошо, я тебе верю.

И он выполнил то, чего она хотела. Но вот поверил он ее обещанию, кажется, зря… Ее телефон не отвечал уже который день, и ему хотелось выть, как голодному волку в нестерпимую стужу на луну.

Потому что, несмотря на ликующую весну за окном, на теплую ночь, наполненную ароматом черемухи, ему было холодно и одиноко. Стужа выстудила его душу и вот-вот заморозит сердце, превратив его в кусок льда. Он снова набрал номер ее телефона и, как прежде, услышал в ответ длинные гудки, равнодушные к его оглушающей боли.

— Я умру, я сейчас умру от болевого шока, — тупо билась в его голове одна и та же мысль, — это больше невозможно терпеть. Боже! Если ты есть, пожалуйста, прости меня и помоги мне! Пожалуйста…