Морису во время одного из таких телефонных обсуждений пришла в голову озорная мысль, что неплохо было бы спросить и мнения Паулины. Но вслух он этого, естественно, не произнес, и любвеобильная боксериха супругов Белозерских участия в полемике не удостоилась.

«А жаль», — думал с улыбкой Морис.

За окном тихо шуршала листва, веяло вечерней свежестью. И почему-то казалось, что ночь стоит у калитки, терпеливо ожидая, когда последний блик заката растает в траве, сделав ее полновластной хозяйкой всего земного до утра. И как же она головокружительно хороша, короткая весенняя ночь!

Наполеонов продолжал сладко посапывать. Хозяева его не тревожили. Тихо переговариваясь между собой, они в четыре руки убрали со стола, перемыли посуду и перенесли чайные чашки и все необходимое для чаепития на веранду.

Шура проснулся минут через сорок, ополоснул в ванной лицо и, отыскав Мирославу и Мориса, признался покаянно:

— Я заснул.

— Не первый раз, — сказала Мирослава.

— Ничего страшного, — отозвался Морис.

— Вообще-то я хотел с вами сегодня поговорить…

Они уселись в кресла из ротанга за плетеный столик, и Шура, прихлебывая ароматный чай, рассказал им все, что ему стало известно по делу.

— Значит, как таковых, подозреваемых нет? — спросила Мирослава.

Наполеонов покачал головой.

— А невеста по-прежнему упирает на бывшую подругу жениха?

— Да, и сестра его, кстати, тоже.

— Очень уж какое-то нарочитое алиби у Лопыревой, тебе не кажется? — спросила Мирослава.

— Кажется, не кажется, но оно непробиваемое, — пробурчал Шура. И помолчав, добавил: — К тому же все, кто ее знал, утверждают, что Юлия не выносила вида крови.

— А не могла она притворяться?

— Не думаю, — покачал головой Шура, — по словам свидетелей, это у нее с детства.

— Даже так…

— Интересно и то, что подруги Лопыревой не отрицают, что Юлечка вообще-то убить может…

— Да?

— Ага, но только бескровным способом.

— Удушить? — усмехнулась Мирослава, — а сил хватит?

— Душить необязательно, можно столкнуть с высоты.

— Были прецеденты?

— Были, — кивнул Шура.

— И кому повезло или, вернее, не повезло?

— Некому Иннокентию Колосветову.

— И за что ему так подфартило?

— Вроде бы он приставал к Юле.

— С грязными намерениями?

Шура пожал плечами:

— По крайней мере, она так решила и столкнула его с балкона.

— И чем дело кончилось?

— Можно сказать, ничем. Вернее, дела не получилось, его замяли.

— Почему?

— Деньги и связи Юлиных родителей, вероятно…

— Вероятно, но надо бы уточнить.

— Уточним…

— Как ты думаешь, — неожиданно спросила Мирослава, — чем очаровал Юлю Ставров, ведь он был явно не красавец…

— Мирослава, ты как маленькая, деньгами он ее очаровал, чем же еще, — укоризненно проговорил Наполеонов.

— С чего ты взял?

— Да Бородулько, по словам свидетелей, тогда ляпнул сразу — девочки, кому классная обувь нужна, обращайтесь к моему лучшему другу Юре, владельцу не домов, не пароходов, а лучшего магазина обуви в нашем городе.

— Обувной бизнес — это так прибыльно?

— Смотря какой. У Ставрова дела шли неплохо. И Лопырева, скорее всего, была уверена, что в скором будущем пойдут еще лучше.

— Понятно…

Мирослава посмотрела в сторону и замолчала.

Выждав минуту, Шура спросил:

— И о чем ты задумалась?

— Ты не знаешь, как поживает ее бывший поклонник?

— Бывший?

— Ну да, тот самый, что со школы за ней ухаживает.

— Анатолий Стригунов. Нет, я с ним еще не говорил. Навряд ли он что-то сможет сообщить ценное. Какое он может иметь отношение к убийству Ставрова?

Мирослава пожала плечами.

— А что, у Стригунова было что-то серьезное с Лопыревой? — спросил молчавший до этого Морис.

— В том-то и дело, что нет, — ответил Шура.

— И он все равно за ней ходит?

— Так говорят…

— А она ни в какую, — хмыкнула Мирослава.

— Он что, настолько некрасив? Или дело опять же в деньгах? — попытался уточнить Миндаугас.

— Такая девушка, как Юлия, для удовольствия может переспать и с бедным. Ведь мальчикам из службы эскорта за это еще и платить приходится. Значит, останавливает ее что-то другое.

— Может быть, Юлия боится испортить сексом дружбу? — сказал Миндаугас.

— Как это? — удивилась Мирослава.

— Допустим, она слишком ценит своего школьного поклонника именно как друга, на которого всегда можно положиться, довериться ему, посоветоваться…

— И что?

— Но если постоянные любовные отношения с этим парнем не входят в ее планы, она не хочет давать ему надежды. Ведь если у них будет близость, а потом она не захочет его снова, это может разрушить уже имеющиеся дружеские отношения.

— Резонно.

— Я не думаю, что Лопырева настолько глубока в своих чувствах и поступках, — тихо проговорил Шура.

— Тогда что мешает ей поощрить парня?

— Типа того, ее подружка просветила оперативников, — вздохнул Шура, — что, мол, неинтересно ловить мышь, которая и так полузадушена.

— Так и сказала?

— Точность слов не гарантирую, но смысл тот, а формулировку я придумал, глядя на Дона.

Кот, услышав свое имя, лениво взглянул на следователя и снова закрыл глаза.

— Ты бы лучше ему песню посвятил.

— Счас, — хмыкнул Шура.

— Ну, тогда спой нам что-нибудь.

— Мне как-то не до песен.

— Ладно, Шура, у нас с тобой всегда такая работа, так что…

Морис уже принес гитару и протянул ее Шуре.

— Ну, ребята! Ладно, не буду ломаться.

Пальцы Шуры пробежали по струнам гитары, и он запел негромко, но проникновенно:

Когда последний аккорд гитары растворился в воздухе, на какое-то время воцарилась удивительная тишина. Даже ветер замер на лету, и деревья не перешептывались друг с другом, примолкли птицы и насекомые. Луна наклонила серебристый лик, точно хотела что-то сказать, но не решилась нарушить тишину…