Я вышел, и, едва закрыл за собой дверь, Рина улыбнулась мне томно и загадочно.

— Мой господин, идите за мной. Воды уже наносили в кадку. А то остынет...

Мы прошли несколько залов, наконец показалась дверь комнаты, которая наверняка угловая, это чтобы грязную воду по желобу сливать прямо за пределы замка.

— Сюда, господин.

Она распахнула для меня дверь, словно я и это не умею, я вошел в комнату, Рина осталась в коридоре и хотела закрыть за мной, я спросил в удивлении:

— А ты что, не потрешь мне спину? Она хитро улыбнулась.

— Я еще маленькая. Мне нельзя смотреть на мужчин.

Дверь закрылась, я повернулся к широкой деревянной бадье посередине комнаты. Наполнена почти до краев, поднимается пар, воздух влажный и горячий, словно в бане.

Под единственным окошком широкая деревянная лавка. Я разделся, одежду сложил аккуратно, как учили в детстве, я же приехал к приличным людям, осторожно влез в горячую воду. Пошли волны, начали выплескиваться через край, а когда я погрузился, то — Архимед, похоже, не врал! — воды выплеснулось столько, что я даже не знаю, неужели это все я...

Плеск воды прозвучал, как сигнал: в комнату вошли две девушки. Крепенькие, коренастые, с привычными к труду руками, на мордочках веселое любопытство.

— Привет, — сказал я. — А мыло у вас водится?

— И даже мочалки, — ответила одна.

— Несите.

— Уже принесли, господин.

— Давайте...

— Мы вам поможем, господин!

Вода умеренно горячая, обе сперва намылили мне голову и плечи, одна терла и соскабливала пот и дорожную грязь, вторая поливала из кувшина горячей водой. Комната наполнилась паром, стало жарко и душно. Тонкая кисейная одежда девушек промокла и прилипла к телу, обрисовывая каждую жилку.

Потом обе умело разминали мне шею и плечи, продолжая соскабливать въевшийся в кожу слой пота, терли спину и живот. Я поглядывал на обеих краем глаза, чувствуя нарастающее возбуждение. Их подобрали, как я понял, по контрасту: у одной крупные пышные груди с удивительно крохотными розовыми кружками и сосками не толще спички, но высотой в полпальца, а у другой груди маленькие, как две перевернутые чашечки для кофе, но соски размером с грецкие орехи. Я переводил взгляд с одной на другую, наконец поинтересовался:

— Кто прислал именно вас?

Они переглянулись, хихикнули. Первая ответила застенчиво:

— Хозяйка.

— Очень любезно с ее стороны, — ответил я сквозь зубы. — Даже очень... К сожалению, у меня обет воздержания до первой звезды... в смысле, до новой луны.

Первая округлила глаза.

— Господин, но это же почти две недели!

Я ответил со вздохом:

— Такова наша рыцарская жизнь. Зато в воздержании мы обретаем добавочные силы.

— А вот граф Ансельм никогда не воздерживается, — сообщила она. — И в графстве он самый сильный боец.

— У него очень маленькое графство, — обронил я небрежно, хотя шерсть сразу вздыбилась при одном упоминании, что рядом самец, которого считают, видите ли, сильным. — А я... из другого графства. И правила у нас, увы, другие. Так что давайте пару кувшинов холодной воды... самой холодной, какую найдете.

Пары кувшинов ледяной воды из колодца оказалось мало, девушки хихикали и делали вид, что отворачиваются и совсем-совсем не смотрят, когда я поднялся, все еще так и не остывший, хотя старательно вызывал в уме образы, как меня распинала на стене леди Элинор или как свалил и пробежал по мне лесной кабан, наступив острым копытом на причинное место.

В довершение моей муки они старательно промакивали меня широкими полотенцами, убирали даже намек на влагу, так что я как можно быстрее натянул штаны, застегнул пояс и лишь тогда ощутил свою добродетель в относительной безопасности.

В коридоре меня дожидалась немолодая служанка, коротко поклонилась и попросила следовать за ней. Я думал, отведет в гостевые апартаменты, однако вскоре вошли в зал, где леди Беатриса распределяла работу между пряхами. Она с живостью повернулась ко мне, взгляд удивительных глаз пробежал по мне, я ощутил себя счастливым, словно прошел тетрис на девятой скорости.

— Если бы мужчины понимали, как им идет быть вымытыми!

— Если так будут мыть, — ответил я, — согласен на купание трижды в день.

Она улыбнулась, светский обмен любезностями, затем некоторое смущение промелькнуло по ее лицу, она пару раз взглянула на меня быстро, словно не решаясь, говорить или нет, наконец молвила как можно небрежнее:

— Кстати, сэр Светлый... вам отвели едва ли не лучшую комнату во всем замке...

Я поклонился.

— Да, я знаю, что я самый замечательный, так что вы не стесняйтесь, говорите.

Она чуть поморщилась.

— Сэр Светлый, обычно та башня закрыта. Но сейчас у нас много гостей, мы просто вынуждены открыть ее. Там хорошо и уютно, к вам только одна просьба...

— Слушаю вас со всем вниманием и прочими соответствующими чувствами, — сказал я куртуазно.

— Одна просьба, — повторила она. — Довольствуйтесь той комнатой. На том этаже еще две, но они совсем маленькие, вас не заинтересуют. Выше не поднимайтесь.

— Хорошо, — сказал я послушно.

Она явно колебалась, говорить или нет что-то еще, наконец произнесла с неохотой:

— Просто... были слухи, что там нечистая сила. Это глупости, конечно, но семь лет назад там в самом деле пропал слишком любопытный гость. А до того тоже были, говорят, случаи, но нам о них ничего не известно, кроме слухов. А семь лет назад я уже здесь жила. И после того случая велела башню закрыть. Я поклонился.

— Разумно, чисто по-женски разумно.

Она посмотрела с вопросом в глазах, но я промолчал, и она после паузы сказала совсем уж просительным голосом:

— Я рассчитываю на ваше благоразумие, сэр Светлый.

— Я вас не разочарую, — заверил я. — Недаром же я светлый! Я, как и вы, всегда поступаю настолько правильно, что самому противно. Так что будьте спокойны, я не сгину, и вы снова будете иметь несказанное удовольствие меня видеть.

Она кисло улыбнулась, я понял, что аудиенция с инструктажем по технике безопасности закончена. Служанка, что привела меня, двинулась к двери, я поспешил следом.

В коридоре она улыбнулась довольно ехидно и сказала притворно смиренно:

— Сэр рыцарь, комнату для вас сейчас моют, скребут, чистят. В нее, почитай, семь лет никто не заходил! Так что вы пока сходили бы в нижний зал, там сейчас благородные рыцари пируют.

— А по какому поводу? — осведомился я. Она удивилась.

— Разве для благородных нужен повод?