Мамочка!.. Как же жить-то хочется!

Я могла отойти. Я могла активировать кристалл возврата. Но за моей спиной, в кроватке, испуганно свернулась калачиком принцесса.

И я подняла щиты. Понимая, что даже усиленные всем моим резервом, они не смогут остановить магию Хаоса.

Дверь, выбитая волной воздуха, разлетелась в щепу.

– Саша, назад…

И, перекрывая мой крик, рык Олейора:

– Возьми меч.

И вновь никаких сил противиться его воле. И мои ладони, потянувшись в пустоту, ложатся на рукоять призрачного оружия, которое наполняется теплом моего тела, тяжестью уводит меня в сторону. Лезвие, вспыхивая, окрашивается черным. Серебряная вязь ползет к рукояти, складываясь в древние руны. Ноги привычно сдвигаются в стойку. Время замедляется, заставляя фигуры вокруг меня двигаться словно в густой мути.

Руки сына тянутся к замершей девочке. Ее русые кудри взмывают вверх, когда он вытягивает ее из-под кружевного одеяла.

В глазах застывшего на пороге правителя Ксандриэля смешиваются гнев и ужас. Похоже, он тоже знает, что собой представляет белый шар, который почти касается сияющего первобытной темнотой двуручника.

Сгусток света взрывается искрами, когда мерцающая пленка, которая прячет за собой суть атакующей матрицы, касается кромки лезвия. Шипящее облако ползет вниз, к моим рукам, отдаваясь неимоверной тяжестью.

Боль пронзает меня насквозь, когда тонкая струйка дымки, которую не смогла поглотить мгла, касается моей кожи.

Я пытаюсь кричать, чтобы заглушить треск огня, который сжигает внутренности, плавит душу. Мои глаза еще успевают увидеть, как захлопывается за неизвестным магом туннель перехода. Как приближается ко мне лицо Олейора, в глазах которого ярость уступает место растерянности.

Как что-то шепчут его губы, на одной из которых набухает капелька крови. Я еще чувствую, как его руки трясут мои плечи. Жалобный звон меча, который падает на каменный пол, отдается в моей голове гулким эхом.

И где-то на задворках сознания затухает единственная мысль:

«Доигралась…»

Я безумен. В моей душе, в моем сердце, в моем взгляде… Безумие стало мне другом, любовницей. Оно стало мной. И лишь в нем я себя чувствую… Я чувствую, что я еще есть.

Мои пальцы гладят ее руку, еле теплую. Осторожно, чтобы не причинить ей боль. Я ведь не могу причинить ей боль. Я… не… могу…

И на мои глаза наворачиваются слезы. Надо же, а я и не знал, что умею плакать… А может, я просто никогда раньше не сходил с ума?

…Я боюсь за тебя…

Он все знал. Не знаю откуда, но знал. И пытался меня предупредить. Но… Я так заигрался. Я так хотел видеть среди темных будущего мага Равновесия. Я так хотел заполучить ее в свою постель… Что ничего не замечал.

Не видел, как она перестает быть моей ученицей. Не ощутил, как она входит в мою жизнь. Не осознал, как она становится частью меня.

А он видел… Понимал… Знал… Предостерегал… Но не остановил.

Очередной целитель отходит в сторону. Качает головой, не поднимая глаз на Ксандриэля.

И я… Я едва сдерживаю стон.

…Она всего лишь человеческая женщина…

Я готов убивать, рвать на части, грызть зубами… Лишь бы не чувствовать эту боль, которая раздирает меня на части. Кого я обманывал?!

Я замечаю, как капелька крови с губы, которую я в очередной раз прокусываю, пытаясь не закричать от отчаяния, сорвавшись, расползается алым пятнышком на белоснежной ткани.

Ее волосы рассыпались по подушке. Бледные губы, заострившиеся скулы. Но даже сейчас она красива. И я смотрю, чтобы продолжать верить. Даже зная, что сфера Хаоса не отпускает тех, кому не посчастливилось с ней встретиться.

Рядом на пушистый ворс ковра опускается Рамон. Мой несостоявшийся соперник. Ставший для меня за эти несколько часов самым дорогим.

После нее.

Потому что в его глазах отражение моей пустоты. Моей ярости. Моего отчаяния.

Он тихо, словно боясь ее разбудить, произносит лишь одно слово.

– Да.

И я в ответ, с трудом заставив себя, согласно киваю.

Слава стихиям, ему удалось усыпить посеревшего от горя Сашку, который к тому же додумался до того, чтобы винить себя в том, что она приняла на себя удар. Тот вопль, с которым он кинулся к матери, когда она осела на каменный пол, до сих пор стоит в моих ушах.

Если кто виноват…

– Олейор. – Я поднимаю затуманенный взгляд, едва различая сквозь влажную пелену правителя светлых. – Прибыли маги от твоего отца. Ты выйдешь к ним?

И я качаю головой.

– Там Гадриэль. – Этот хриплый голос не может принадлежать мне… Но это я…

Я не виню его в том, что случилось. Но ему лучше держаться от меня подальше. Похоже, он это понимает и, не сказав больше ни слова, уходит.

А я не знаю, в который уже раз пытаюсь понять, как мог попасть демон Хаоса в защищенный дворец. И не понимаю… Я не понимаю.

Не понимает хитрый и опасный зверь, который живет во мне. И он говорит, что здесь никак не могло обойтись без предателя. И этот предатель очень близко. Настолько близко, что знал о возвращении юной принцессы.

Я обвожу затуманенным взглядом покои Ксандриэля, в которые принес потерявшую сознание Леру. Из тех, кто знал, здесь нет лишь младшего принца, его старшего брата, начальника внутренней стражи и пары советников правителя.

Но Валиэль, проскользнув мимо отца, прикрыл собой Сашку, пока тот выносил из комнаты Альену. Остается четверо. В остальных… В остальных я почти уверен. Почти…

Ее тело вздрагивает, с губ срывается сдавленный стон. И мы с магом с нежностью, на которую только способны, в четыре руки удерживаем ее, не давая забиться в судорогах, которые становятся все реже и реже.

И все слабее становится надежда.

Разве такое возможно?!

Рамон, опускаясь обратно на пол, вдруг замирает, не сводя глаз с моей руки. На его измученном лице появляется кривая улыбка. Он поднимает на меня дикий взгляд и кидает срывающимся голосом, в котором слышится горькая решимость:

– Пусть она уйдет твоей.

И, видя, что я не понимаю, чего он от меня хочет, кивает на…

…Я медленно, не сводя с нее безумного взгляда, стягиваю с мизинца перстень…

Боль слишком сильная, чтобы я мог сдержать вой сквозь сжатые зубы. Но рука машинально повторяет движение из воспоминаний. Черный камень бездной смотрит в мои глаза. И раздувшийся капюшон змеи… Символ Старшего Дома Д’Тар.

И я приподнимаю ее ладонь, чтобы, пусть и не получив ее согласия, назвать невестой.