– Я вовсе не хочу, чтобы они страдали. Я хочу, чтобы у всех были равные шансы.

– Для этого и нужны законы – дать неграм равные шансы.

– Нет, – заявила Сара, со стуком опуская утюг. – Эти законы дают им больше шансов. – Она задрала подбородок. – Негры могли бы работать до седьмого пота и тоже всего добиться! Они просто не хотят.

– Это все равно что бежать марафон, если тебя заставят стартовать на пять миль позади остальных! А если не выиграешь, значит, плохо старался. Неужели ты не видишь: все устроено так, чтобы негры не смогли вырваться вперед?

Сара встряхнула последний пододеяльник и начала его аккуратно складывать.

– Я вижу, что Штейны продали свой дом Джонсонам. И теперь наш дом стоит на десять тысяч долларов меньше, чем прежде. Вот что я вижу! – Сара ушла в свою комнату, хлопнув дверью.

– Мертв?! – повторила Джо.

Девушка за задней партой, Норма Тестер, заплакала.

– Все свободны. – Голос профессора Фляйса, обычно вещавшего громким басом, стал едва слышен.

Джо вышла во двор кампуса, где царило мрачное молчание, пробралась свозь толпу всхлипывающих однокурсников, разыскивая телевизор. В клубе студенты плотно обступили все экраны, и за их спинами было ничего не разглядеть.

– Неужели правда? – спросила Джо, и кудрявый парень перед ней кивнул:

– Кронкайт[8] только что подтвердил…

– Бедная его жена! – воскликнул кто-то, а другой голос добавил:

– Она ведь только что потеряла ребенка…

– Наверное, я сплю, – вполголоса проговорила Джо. На нее накатывало оцепенение, сдавившее грудь, как во время худших ссор с матерью. Девушки вокруг рыдали, юноши пожимали друг другу руки, восклицая: «Поверить не могу!», переглядывались и спрашивали с тревогой: «И что теперь будет?» Внезапно на Джо навалилась тоска, очередной приступ одиночества. «Не хочу быть одна», – подумала она, гадая, слышала ли новости Линни.

И вдруг стоявшая перед ней студентка обернулась, посмотрела на Джо и спросила знакомым низким голосом:

– Прогуляешься со мной? Мне нужно пройтись, не то взорвусь!

Джо кивнула. Она чувствовала то же самое. Девушки вместе вышли на свежий воздух.

– Я – Шелли Финкельбайн, – сообщила та, и Джо изумленно охнула. – Разве мы знакомы?

Джо покачала головой:

– Видела тебя на первом занятии в моем классе по философии.

Шелли махнула рукой, не желая вспоминать философию.

– Еще я видела тебя в «Ромео и Джульетте».

– Ой! – Шелли покраснела. – Ну ладно, хорошо, хоть не в «Карусели»! Катастрофа века.

– Тот самый спектакль, где все голые? – спросила Джо, вспоминая о спектакле, который шел в церковном подвале три вечера и стал предметом пересудов всего кампуса.

– Слегка одетые, – поправила Шелли с улыбкой. – Шедевром его точно не назовешь.

Они шагали рядом, и макушка Шелли едва доставала Джо до плеча. Джо хотелось рассмотреть свою спутницу получше, но она стеснялась.

Шелли Финкельбайн была среднего роста, изящно сложена, со светлыми глазами и темными бровями, под мягким свитером серо-лавандового цвета торчали маленькие груди. Она носила бриджи с молнией на боку, открывавшие точеные лодыжки и белоснежные кроссовки. Брови чуть изогнуты в центре, что придавало девушке насмешливый вид, глаза – ярко-серые. Носик узкий, кончик слегка вздернутый, пухлые розовые губы, нижняя гораздо полнее, чем верхняя. Даже несмотря на стершуюся помаду и ошеломленное, скорбное выражение лица, Шелли была прелестна.

– Эй, давай-ка помедленнее! – воскликнула Шелли. Джо остановилась, посмотрела на нее сверху вниз и обнаружила, что Шелли улыбается. – Не у всех же ноги от зубов растут.

– Извини. – Даже отчаяние не помешало Джо покраснеть при мысли о том, что Шелли обратила внимание на ее ноги. Она замедлила шаг.

Шелли вынула из коричневой кожаной сумочки пачку Parliament и тяжелую золотую зажигалку St. Dupont. Достав сигарету, она зажгла ее, поднесла к губам, задрала голову и выпустила пару идеальных колечек дыма, прошедших одно через другое, прямо в затянутое тучами небо.

– Как думаешь, что теперь делать?

– Не знаю, – ответила Джо. – Надо сделать хоть что-нибудь!

– Ты ведь ходишь на демонстрации? SNCC, SDS[9] – Шелли произнесла аббревиатуры привычно, как делали посвященные.

Джо кивнула. Как и в школе, субботы она по большей части проводила в пикетах, вышагивая с плакатом «Равенство сейчас» по кругу перед супермаркетом Woolworths в Энн-Арборе вместе с полусотней других ребят.

– Возьмешь меня с собой? – Шелли посмотрела на Джо снизу вверх. Под глазами девушки чернели разводы от туши, и Джо неожиданно поймала себя на том, что с удовольствием вдыхает ее сладкий запах и разглядывает бледные веснушки у нее на щеках.

– Конечно, – ответила Джо. – Конечно.

– Внимание! – У Дуга Бродессера был высокий гнусавый голос, бледная, покрытая шрамами от прыщей кожа, кудрявые черные волосы и рост всего пять футов три дюйма. Дуг вел первое собрание исполнительного комитета Мичиганского отделения Студенческого координационного комитета ненасильственных действий, созванное после убийства Кеннеди. Вместо обычного десятка студентов в гостиной его съемной квартиры собралась почти сотня.

В то утро Шелли позвонила Джо в общежитие и встретилась с ней во дворе, перед студенческой библиотекой (ласково прозванной в народе «Читалкой»), одетая в ярко-оранжевую вельветовую юбку и белый шерстяной свитер с воротником под горло. Ее талию стягивал коричневый кожаный ремень, замшевые сапожки до колена совпадали с ним по цвету. В правой руке она держала сигарету, на лице застыло привычное насмешливое выражение.

– Привет, Дылда! – воскликнула она, увидев Джо, и та улыбнулась.

– Отец называл меня «дружок».

От Шелли пахло мятой и табачным дымом. Джо пожалела, что не нарядилась, что не нашла ничего более подходящего, чем джинсы и свободная белая рубашка в синюю полоску. Бетти наверняка подобрала бы ей подходящую к случаю одежду, но сестра все еще жила с матерью, и до поступления в колледж ей оставался почти год. Джо с Шелли вместе дошли до дома за пределами кампуса, который Дуг снимал с тремя другими парнями, – пожалуй, самое неопрятное жилище из всех, где доводилось бывать Джо. Грязные следы и клочья кошачьей шерсти усеивали ковер, видимо, некогда кремового цвета, а теперь темно-серый, как тротуар после дождя. На журнальном столике и вокруг него стояли десятки банок из-под пива и лимонада, причем некоторые недопитые, с плавающими в них окурками. В углу возвышалась стопка коробок из-под пиццы и газет, над верхней вилась муха; одна из стен выглядела так, словно в ней пробили дыру и попытались залепить ее.