Ему казалось, что эти самые слова он произнес как будто вчера. Он не стал ее расспрашивать и вникать в ее проблемы. Он не поинтересовался, почему она достигла «высшей точки» и теперь падает вниз. Ребекка окончила колледж и специализировалась по английской литературе. Постоянной работы на этом поприще она, естественно, не получила, но приобрела «колющихся» друзей. Пока Ребекка не вошла в «ненормальное» состояние, она просила брата помочь ей избавиться от зависимости и от унизительной необходимости таскать ящики в овощной лавке прямо напротив родительского дома за стоимость укола в день. А он чувствовал себя сытым по горло ее проблемами и ее дурно пахнущими дружками.

«Попроси свою Пенни дать мне возможность работать в ее благотворительных акциях, или позволь мне прислуживать ей. Разве ей не нужна помощь?»

«Мы держим одну горничную, вторая нам не нужна».

«Я смогла бы работать в «Пратт Кэпитал». Я могу работать курьером, «рекламным бутербродом»…»

Как жалобно, пронзительно и тонко звучал ее голос! Но Майлз не мог даже представить, что его сестра вдруг появится в стенах этого здания, где ему самому надо заботиться о том, как бы удержаться на нагретом уже своей задницей теплом месте. Майлз боялся познакомить Ричарда Пратта со своей сестрицей, а уж тем более протежировать ее. Вообразить, что его сестра-наркоманка будет вышагивать, спотыкаясь на высоких каблуках, по мраморному полу вестибюля главного офиса с папкой, из которой вываливаются деловые документы, а ей это все равно, потому что она под кайфом, было немыслимо.

«Послушай, Ребекка. Мне пора на работу».

«Что ты мне ответишь?»

«Нет», – сказал он тогда, и это было последнее слово, услышанное Ребеккой от брата в ее так рано оборвавшейся жизни.

Через сутки, в полдень, тело Ребекки Адлер обнаружил полицейский патруль между мусорными контейнерами на 94-й улице, неподалеку от дома, где она раньше проживала и откуда ее выселили. Она умерла от нескольких ножевых ранений в грудь, умерла от потери крови. Медальон с детской фотографией брата, который она всегда носила на шее, и любимый браслет от Картье, подарок отца к ее двадцатилетию, исчезли. Майлз помнил, что золотой браслет словно врос в ее нежную кожу. Она с ним никогда не расставалась. Чтобы снять его, грабителю пришлось отрезать ей руку.

Получив известие о смерти Ребекки, Майлз, не предупредив ни секретаршу, ни шефа, покинул свое рабочее место в разгар делового дня, пробился сквозь пробки уличного движения к родительскому дому и просидел несколько часов рядом с безутешно рыдающей матерью.

Разумеется, он взял на себя все хлопоты и расходы, связанные с похоронами, но ни в те горестные дни, ни после не обмолвился ни словом об их последней встрече с Ребеккой. Сколько бы ни допытывались отец и мать о том, знал ли он о ее проблемах, о том, почему их любимая девочка шаталась по улицам, и не обращалась ли она к брату за помощью, он на все вопросы отвечал «нет». Так же, как он ответил Ребекке, после чего она ушла, чтобы найти свою смерть среди мусорных контейнеров.

Майлз убеждал себя, что конец Ребекки был так или иначе предопределен, что его вмешательство в ход событий ничего бы не изменило, но знал, что это ложь. Он мог бы спасти ее, дать ей работу, в конце концов, по-братски приласкать заблудшую сестренку, но он поступил жестоко. Это и был его «скелет в шкафу», спрятанный от родителей, от жены, от шефа, от друзей, от всех…

Приглашенные на совещание персоны являлись, как обычно, чуть заранее. Последней прибыла Гейл Дэвис, дизайнер. Ее каблучки простучали дробь по полу мимо кабинета Майлза, и тут же завязалась беседа явно не делового свойства. Майлз смог разобрать лишь комплименты, отпускаемые мужчинами по поводу зимнего загара Гейл. Ровно в двадцать пять минут шестого Майлз услышал, как отворилась дверь кабинета Стива Вассермана. Тот тоже проследовал в зал заседаний, не заглянув к Майлзу, и его гнусавый голос влился в хор других голосов, постепенно начав доминировать над ними. Стив упрекал Боба Кливера за то, что тот установил немыслимо высокие расценки за свои юридические услуги.

– Сорок долларов за двухминутный разговор по телефону! Это же подлинный грабеж! Куда тебе столько денег? – спросил Стив со смехом. Он мог позволить себе шутить на эту тему, ибо расходы на адвокатов не входили в его компетенцию.

– Лично тебе по старой дружбе я готов сделать скидку, если у тебя возникнет потребность в моем совете, – ответил Боб.

– Надеюсь, что такого не случится. Знаю я твои скидки. Ты все равно не преминешь раздеть любого клиента догола.

Все дружно посмеялись. Еще несколько минут Майлз слушал пустую болтовню и добродушное подшучивание собравшихся друг над другом. Время шло, а Клио не появлялась. Влажная от пота рубашка вдруг превратилась в ледяной компресс на теле Майлза. Он знал, что ему следует пройти в зал, поприветствовать Боба, с которым он не виделся целую вечность, познакомиться с этой дамочкой-декоратором и вести себя так, будто его статус в компании по-прежнему высок и он все еще у руля.

Нет никакого смысла и к тому же унизительно прятаться в своем кабинете, как в скорлупе. У него уже нет шанса переговорить с Клио наедине до начала совещания. Но все-таки он оставался сидеть за столом, парализованный и неспособный ни встать, ни заняться чем-нибудь разумным. Больше всего его бесило, что Клио не попала в заготовленную им ловушку. Она теперь даже не узнает, что он осмелился проявить неуважение к ней, назначив встречу на половину шестого вопреки ее просьбе. Она будет думать, что все приглашенные собрались к пяти, а совещание начнется лишь тогда, когда «ее высочество» почтит их своим присутствием.

Получит ли Майлз возможность поговорить с Клио после совещания? Сомнительно. У нее всегда находились причины для поспешного ухода – то каприз шофера, то свидание с подругой, на которое она уже безбожно опоздала, то еще какой-нибудь повод, лишь бы избежать разговора с Майлзом лицом к лицу, без посторонних. Его информация и его требования должны быть доведены до ее сведения именно в беседе с глазу на глаз. Он хотел видеть выражение ее лица в этот момент. Майлз взялся за телефон и нажал на кнопку ускоренного набора номера под табличкой с надписью «дом».

Пенни откликнулась после первого же гудка.

– Привет, милый, – ее порхающий голосок словно прилетел по воздуху, минуя телефонный кабель.

– Я убегаю на совещание, дорогая, но прежде хочу уточнить, какие у нас планы насчет Четвертого июля?

– Четвертое июля? Но сейчас даже еще июнь не начался… С каких это пор ты стал загадывать так далеко вперед?

– Я знаю, какой сейчас месяц. Можешь мне не напоминать. Я просто спрашиваю, как мы будем проводить этот праздник. – Он сам не узнавал своего голоса, настолько тот звучал резко, грубо, отрывисто.

– С тобой все в порядке? – забеспокоилась Пенни. Есть у нас планы на праздник или нет? – твердил он, как попугай.

– Мы обсуждали, не навестить ли нам твоих родителей. Они первого июня переезжают в Нью-Джерси, поближе к морскому побережью. Зак, Марси и девочки также планируют отправиться туда.