Наступало лето, заканчивались занятия в школе. Чудесный июнь подходил к концу, обещая долгожданный праздник — школьный пикник. Филипп, Мэри и Томас готовились к нему три дня.

На завтрак Томас пришел последним. Лиза есть не захотела, и Мэри быстренько приводила кухню в порядок. Укрытые бумагой торты уже аккуратно стояли в багажнике, а Филипп нетерпеливо нажимал на клаксон, поторапливая семейство. Когда был застегнут последний ремень безопасности, мотор уже урчал. Ехать до школы было всего десять минут, и Мэри не видела причин для подобного нетерпения. По дороге Филипп все время поглядывал в зеркало заднего вида. Его раздражение было настолько очевидным, что Мэри поинтересовалась, в чем, собственно, дело. С трудом сдерживаясь, Филипп обратился к Лизе:

— Три дня мы все стоим на ушах, готовясь к твоему празднику по случаю окончания учебного года, и единственный человек, кому на все это глубоко напле вать, — это ты!

Разглядывая облака за окном машины, Лиза не соизволила ответить.

— Молчишь? И правильно, — продолжал Филипп. — С твоими результатами гордиться нечем.

Надеюсь, на следующий год ты подтянешь свою успеваемость, иначе множество профессий станут для тебя недоступны.

— Для того, чем я хочу заниматься, моих оценок вполне достаточно!

— Наконец-то отрадная новость! Мы узнаем, что ты чего-то хочешь! Вы все слышали? У Лизы есть желание!

— Да что с вами такое?! — вмешалась Мэри. — Успокойтесь сейчас же!

— Спасибо за поддержку, — иронично продолжал Филипп. — А могу я узнать, что же это за работа такая, которая ждет тебя не дождется и для которой достаточно даже твоих ничтожных познаний?

Лиза процедила сквозь зубы, что, как только станет совершеннолетней, вступит в Корпус Мира и вернется в Гондурас, чтобы заниматься тем же, чем занималась ее мать. Мэри, у которой сразу заныло в животе, отвернулась к окну, чтобы скрыть свои эмоции. Завизжав тормозами, машина резко остановилась у обочины. Томас вжался в сиденье, вцепившись в ремень безопасности. Филипп в бешенстве обернулся.

— Сама додумалась или подсказал кто? Вот, значит, ькак ты понимаешь отзывчивость?! Вот какова твоя нам благодарность! По-твоему, в этом и заключается истинное благородство?! Бегство от собственной жизни ты расцениваешь как мужество! А ты знаешь, к чему это ведет? И это ты хочешь принять за образец? Но где же свидетели того счастья, которое она оставила за собой? Ты никогда туда не вернешься, слышишь? Или ты хочешь, чтобы я тебе напомнил, что бывает, когда отказываешься от собственной жизни?..

Мэри сжала руку мужа.

— Замолчи! Ты не имеешь права говорить ей такие слова! Ты говоришь не со Сьюзен, слышишь?!

Филипп выскочил из машины, в сердцах хлопнув дверцей. Мэри повернулась к Лизе и погладила по щеке плачущую от испуга девочку.

— Я тобой горжусь, — ласково и совершенно искренне сказала она. — То, чему ты собираешься посвятить свою жизнь, требует большого мужества. Ты и так похожа на свою мать, и у тебя есть полное право быть еще больше на нее похожей, потому что твоя мама была удивительной женщиной.

Немного помолчав, Мэри добавила:

— Тебе повезло. Мне бы тоже хотелось восхищаться в твоем возрасте родителями и мечтать быть похожей на них.

Мэри несколько раз настойчиво нажала на клаксон, призывая Филиппа. Он вернулся, и она потребовала, чтобы они немедленно ехали дальше, ее тон не допускал возражений. Потом она снова отвернулась к окну, и глаза у нее были невеселыми.

В школе Филипп не стал принимать участия в развлечениях, отказался сесть в зале, когда вручали призы, и за столом не произнес ни слова. Молчал он и дальше. Он не глядел на Лизу и не взял ее руки, протянутой ему в знак примирения в конце праздничного обеда. Мэри попыталась вызвать у него улыбку, удивленно поднимая бровь, но безуспешно. Она считала его поведение детским, о чем и сообщила Томасу. А потом все время посвятила Лизе, для которой праздник был окончательно испорчен. Атмосфера в машине по дороге домой резко отличалась от той, что царила на только что завершившемся празднике.

Дома Филипп немедленно поднялся в свой кабинет. Мэри поужинала в компании детей. Обстановка была гнетущей. Уложив их, она в одиночестве легла сама и, глубоко вздохнув, натянула одеяло на плечи. Утром, открыв глаза, она обнаружила, что на кровати рядом с ней пусто. На кухонном столе лежала записка, что он уехал на работу и вернется поздно, ждать его не надо.

Мэри приготовила завтрак, раздумывая, как ей провести эти странные выходные дни. Днем она вышла за покупками, оставив детей смотреть телевизор.

В супермаркете ее охватило чувство страшного одиночества. Но Мэри не пожелала поддаваться эмоциям и быстренько провела ревизию своей жизни: все, кого она любит, живы и здоровы, у нее есть крыша над головой, муж, который почти никогда не сердится, так что нечего скулить из-за незадавшегося воскресенья.

Мэри сообразила, что говорит вслух, когда проходившая мимо нее старушка поинтересовалась, что она ищет.

— Ищу, из чего бы напечь солнышек, — улыбнулась Мэри.

Толкнув тележку, она направилась к полкам с мукой и сахаром. Домой она вернулась около шести, нагруженная покупками, которые оставались для нее верным средством от сердечных ран. Поставив пакеты на кухонный стол, она повернулась к игравшему в гостиной Томасу.

— Вы хорошо себя вели?

Мальчик кивнул. Мэри принялась раскладывать по местам покупки.

— Лиза у себя? — спросила она.

Томас, поглощенный игрой, не ответил.

— По-моему, я тебя о чем-то спросила, тебе не кажется?

— Нет. Она же с тобой!

— Как это со мной?

— Она ушла два часа назад, сказав: «Я иду к маме».

Мэри выронила пакет с яблоками и схватила сынишку за плечо.

— Как это она сказала?

— Обыкновенно сказала. Отпусти, ма! Больно! Вышла, сказав, что идет к тебе.

В голосе Мэри звучала тревога. Она отпустила Томаса.

— Она взяла рюкзак?

— Честно говоря, я не смотрел. А в чем дело, мам?

— Играй, я скоро!

Мэри взлетела по лестнице, ворвалась в комнату Лизы и поискала зайца-копилку, обычно сидевшего на полке. Пустой заяц валялся на столе. Закусив губу, Мэри поспешила к себе в спальню, выудила из-под кровати телефон и позвонила Филиппу на работу. Никто не отвечал. Сообразив, что сегодня воскресенье, она набрала его прямой номер. На четвертом гудке он взял трубку.

— Немедленно приезжай. Лиза сбежала. Я звоню в полицию.

Филипп припарковал машину за стоящим у дома полицейским фургоном и бегом помчался по дорожке. В гостиной он обнаружил Мэри, сидящую на диване рядом с полицейским Миллером, который что-то записывал.