Чертовы пересадки! Я вылетела из Бостона, сделала остановку в Чикаго, а затем в Денвере. В денверском аэропорту я вознесла благодарность Всевышнему за то, что натянула свои основательно разношенные мотоциклетные ботинки, потому что мне пришлось нестись с максимальной скоростью, чтобы успеть на рейс. В общем, я оказалась именно тем опоздавшим пассажиром, о котором известно, что он блуждает где-то по аэропорту, и которого с большим нетерпением ожидают остальные вылетающие.

Больше ста пятидесяти пар глаз сверлили меня недовольными взглядами, пока я маневрировала со своим багажом между рядами возмущенных пассажиров, чтобы добраться до места. И впоследствии ситуация не улучшилась. Я очутилась между весьма упитанным джентльменом и любопытной восьмилетней девчонкой, летевшей без родителей. Что касается последних, то они развелись, и теперь у девочки было две семьи. Она ненавидела женщину, которую называла «приемной матерью», и старшую дочь этой женщины, бывшую, по словам моей юной соседки, редкостной подлюкой.

Сейчас она направлялась к своей матери, работавшей танцовщицей на Лас-Вегас-Стрип. Ничего удивительного. Если ты жил в Вегасе, в смысле в самом сердце Вегаса, то работал либо в казино, либо официантом, либо участвовал в каком-нибудь шоу на потеху туристам. Если ты жил за городом, то, конечно, имелись и другие возможности заработка. Я узнала всю подноготную маленькой Часити: она приложила немало усилий, чтобы выложить мне все сведения о себе. И я имею в виду – действительно все. Ее любимым цветом был пурпурный, но не темный, а светлый – я предположила, что светло-лиловый. А еще у нее был пунктик насчет животных, особенно лошадей. Самым лучшим в жизни с ее отцом в Денвере было то, что он владел землей и животными. Для восьмилетки это огромное искушение. Однако еще там приходилось иметь дело с мачехой, что снижало на несколько порядков привлекательность поездок к отцу. И вдобавок ко всему этому – чувство вины. У матери Часити было очень мало друзей и никакой родни. Маленькая девочка чувствовала, что должна составлять компанию своей маме. Потому что «никто не хочет быть один. Людям нужны другие люди». По крайней мере, если верить напористой и исполненной самых благих побуждений Часити.

Когда пилот объявил, что до посадки осталось двадцать минут, я кратко помолилась Большому Парню Наверху о том, чтобы Часити и ее мать пришли к золотой середине. А также поблагодарила профессиональных медиков за такую прекрасную штуку, как противозачаточные. Проведя довольно много времени в обществе восьмилетки, я еще больше уверилась в том, что не готова к размножению – и, возможно, никогда вообще не решусь на этот шаг. Для того чтобы стать матерью, требовались особые качества, а я чувствовала, что уже исчерпала себя на этом поприще со своей младшей сестренкой, Мэдди. Следующий ребенок, которого мне удастся взрастить, со всей вероятностью станет отпетым хулиганом или вообще адским отродьем. Лучше уж не оставлять это на волю леди Фортуны. Как я уже убедилась, эта леди была хладнокровной сучкой с ледяным сердцем, так что незачем лишний раз испытывать судьбу.

На выдаче багажа я подхватила дополнительный чемодан, набитый чудесными предметами экипировки «Ред Сокс», джинсами и прочими трофеями из Чикаго. Я решила, что могу оставить это у папы и Мэдди. Так Мэдди сможет получить свою долю добычи и ощутить себя принцессой в тех нарядах, что подобрал для меня Гектор, и в модных, но не столь понтовых прикидах от Рейчел.

В ту же секунду, когда я включила мобилу, из нее полилась целая литания сигналов.

От: Мейсона Мёрфи

Кому: Миа Сандерс

Твое письмо суперское, сладенькая, но еще приятней было бы попрощаться с тобой лично. Мы с Рейч хотели подбросить тебя в аэропорт. Она обижена. А я зол. Придется тебе найти способ как-нибудь это загладить;-)

Это был не первый клиент – или мне следует сказать «друг»? – возмущенный моим стилем расставания. Алек особо не трепыхался, а вот Гектор расплакался. Этот гей-мексиканец прислал мне слезное сообщение о том, как я погубила идеальное прощание. Что-то насчет того, как он видел это однажды в фильме и планировал провести с шиком, летающими голубями и прочей фигней. Не знаю – должно быть, Тони вырвал телефон у него из рук и прервал эти стенания. Впрочем, он и сам раздраженно добавил, что я подло оставила его наедине со всхлипывающим женихом и что теперь за мной должок.

Следующее сообщение было от моего водителя.

От: Шлюшки-потаскушки

Кому: Миа Сандерс

Йо! Тачка ждет тебя снаружи. Я тут разъезжаю туда-сюда. Не заставляй меня останавливаться и получать штраф ради твоей гнусной хари.

Я со смехом подняла чемодан и тут же заметила «Хонду» Джинель. Помахала рукой, и подруга под визг тормозов остановила машину в зоне высадки, припарковавшись весьма криво.

– Без базара, потаскундия! – выпалила она, когда я зашвырнула свой огромный чемоданище и ручную кладь на заднее сиденье.

Запрыгнув на сиденье рядом с ней, я обнаружила, что ее блондинистые кудряшки так и приплясывают у шеи, а к белым зубам прилип комок светло-зеленой жвачки.

Я задрала подбородок и напыщенно проворковала:

– Привет, милочка, и спасибо, что меня встретила.

Резко вывернув запястье и крутанув руль, Джинель сорвалась с места, и под раздраженный вой покрышек машина влилась в общий поток транспорта. Никто и ни за что не принял бы Джинель за хорошего водителя. Могла ли она участвовать в гонках НАСКАР? Вполне возможно. Она непревзойденно маневрировала на дороге и к тому же, сидя за рулем, умела принимать решения за долю секунды. Однако она слишком много рисковала. И пока что ей везло. Я изо всех сил цеплялась за это слабое утешение и за ручку, пока мы не вырулили на шоссе.

Медленно переведя дыхание, я откинула голову и принялась просто наслаждаться молчаливым присутствием моей лучшей подруги. Нам не нужны были разговоры, и именно это делало нас идеальными Закадычными Подружайками. Нам было вполне комфортно молчать вместе. Шум шоссе и звук, с которым она лопала жвачку, и запах ее лимонного шампуня чуть не заставили меня расплакаться. Дом. Все это было так знакомо. Так правильно. Это то, к чему я привыкла с самого детства. Конечно, вышесказанное не означает, что я должна была остаться здесь навсегда, – просто, когда я приезжала сюда, то всем сердцем чувствовала любовь к этим местам.

Джинель подвезла меня к дому папы и Мэдди. Она видела, что я впала в задумчивость, и не стала тревожить меня пустой болтовней – зато, оглянувшись, крепко сжала мне руку. Сестринское товарищество. Может, Джинель и не была мне кровной родней, но с успехом ее заменяла.

– Я люблю тебя, – шепнула я, не осознавая, что несу эмоциональную чушь.

Она перехватила мой взгляд, глядя на меня с самым милым и ласковым выражением. Затем Джин выпятила губки, и я было уже решила – она повторит эти три слова. Вместо этого она использовала два.