В этом отрывке Кроухерст, похоже, снова уходит в свою фантазию под названием «давайте попробуем еще раз»: новая цель, новый вызов. Любая из альтернатив, возникающих при отказе от гонки, кажется ему неприемлемой, невыносимой. Тут яхтсмен еще раз делает перерыв в записях, а к тому времени, когда берется за карандаш, решение принято.

Начиная с этого момента отчеты Дональда Кроухерста о путешествии перестают быть достоверными. Яхтсмен теперь не до конца честен в записях, а часто намеренно не переносит на бумагу наиболее важные мысли. И таким образом, рассказ о путешествии по морю из обыкновенного повествования, основанного на свидетельствах самого Кроухерста, превращается в детективную историю, а все записи шкипера становятся вещественными доказательствами (некоторым из них можно доверять, другим нет), при изучении которых можно воссоздать картину того, что действительно произошло. Наиболее важными уликами остаются судовые журналы, найденные на борту тримарана «Teignmouth Electron». Магнитофонные записи с пленок для «ВВС» также содержат полезную информацию, но, как мы убедимся впоследствии, они редко когда отражают действительное положение вещей. Вдобавок есть еще и многочисленные бумаги, графики, записки и предметы, найденные в каюте яхты. Все эти улики были тщательным образом исследованы нами. Они свидетельствуют о том, что к окончанию третьей недели плавания Кроухерст сознательно ступил на тропу мошенничества и стал подделывать записи, относящиеся по крайней мере к одному аспекту путешествия.

После подробного анализа вариантов развития событий, проведенного 15 ноября, Кроухерст на протяжении почти что еще месяца продолжал регулярно делать записи в тот же журнал, который начал вести с момента отплытия. Мы будем называть его Журнал № 1. Он, как и все остальные журналы, представляет собой большую разлинованную тетрадь в синем переплете форматом 33,6 × 42 см, объемом 192 страницы[12].

Правая сторона разворота Журнала № 1 отведена навигационным записям. Сюда заносились данные измерений высоты Солнца и высчитанные географические координаты, а рядом, в две внешние колонки, записывались показания лага о пройденном расстоянии и курсе. На левой стороне разворота приводится соответствующий отчет о событиях каждого дня, подобный тем, что мы время от времени цитируем. Если запись оказывалась достаточно длинной, как, например, 15 ноября, Кроухерст использовал и правую сторону разворота, но затем при первой возможности снова возвращался к изначальному шаблону. По сравнению с предыдущими судовыми журналами этот велся с удивительной методичностью и точностью. По мере заполнения Кроухерст аккуратно отрывал верхний правый угол страницы, чтобы можно было легко найти место предыдущей записи. Яхтсмен всегда писал карандашом. Временами ошибочное слово стиралось ластиком, но на этом этапе Кроухерст не особо увлекался своей любимой привычкой править собственные тексты. Однако причудливая орфография, частое использование очень твердого карандаша, который насквозь продирал бумагу, делают его заметки, даже на этой ранней стадии путешествия, сложными для расшифровки.

Другая тетрадь, украшенная яркой белой лентой на переплете, использовалась для ежедневного внесения радиотелеграфных сообщений. В ней аккуратными заглавными буквами записывались тексты депеш, которые Кроухерст набивал азбукой Морзе. Эти сообщения документировались с особой тщательностью на протяжении всего плавания: они в точности соответствуют тем, что были получены в Англии.

Местами встречаются упоминания о разговорах по радиотелефону, иногда сопровождающиеся заметками относительно их содержания. Но поскольку заметки всегда представлены в виде набросков, мы с меньшей уверенностью можем говорить о том, какая именно информация передавалась. Присутствует также множество явно не представляющих интерес сообщений, прошедших между передающими станциями и судами в различных частях света. Похоже, Кроухерст просто записывал их, чтобы потренироваться в азбуке Морзе. Однако, как мы увидим, некоторые из них имеют отношение к нашему рассказу.