Ольга выглядела бледной и равнодушной. Ее восточные, когда-то яркие глаза выглядели пустыми и холодными, как у статуи в Летнем Саду. «Юнона, - окрестил ее про себя Скородумцев. - Такая же статная и недоступная. Темные, с медным оттенком курчавые волосы, щеки приятной пухлости, плечи покатые; смотрит все время в сторону, на лице никаких эмоций - одно безразличие. Хотя бы возмутилась для порядка, никак в убийстве подозревают».

О смерти мужа Ольга узнала от свекрови. Галина Михайловна позвонила ей и сказала, срывающимся голосом:

- Толя! Толя умер!

Ольга примчалась сразу же. Она нашла свекровь, лежащей на полу возле телефона. Женщину отвезли на скорой и едва успели спасти. Разбитая и замученная, уставшая от напряжения, которое поселилось вместе с ней в родительском доме, она отыскала в себе силы, чтобы взяться за решение новых проблем. Ольга ежедневно ходила к Галине Михайловне в больницу, носила фрукты и ждала под дверью в надежде, что ей разрешат зайти в палату.

Будет неверным, сказать, что Ольга была разбита горем. Мужа она похоронила давно – еще тогда, когда поняла, что он безнадежен. Теперь ей нужно было заниматься насущными делами: устроить похороны, поминки, заботится о больной свекрови. Раскисать некогда. В ней появился прежний внутренний стержень.

Когда пришли с обыском, Ольга не удивилась – уж слишком много напастей свалилось на нее в последнее время, что еще одна стала само собой разумеющейся. Следователь показался ей неприятным: было видно, что ему все равно кто убийца, лишь бы он был найден. Цеплялся к словам, все время сбивал с толку непонятными вопросами и брал измором. Ольга понимала, стоит ей немного ошибиться, и она увязнет. Следователь был настроен в ближайшее время передать дело в суд, и обвиняемой он видел, естественно, ее. В какой-то момент Ольга закрыла глаза и почувствовала такую тягучую усталость, что ей вдруг стало все равно, что с ней будет дальше, лишь бы сейчас никто ее не тревожил.

Скородумцев отпустил Ольгу, взяв с нее подписку о невыезде. Сделал он это с явным нежеланием, но оснований для задержания у него не нашлось. Против Сорокиной был несомненный мотив. И больше ничего.

* * *

- Чтоб ты сдох, пьяница проклятый! – Дарья Александровна Сапогова чуть не разрыдалась. На кухне царил разгром: все пакеты были разорваны и вывалены на пол, крупы рассыпаны, дверца от пенала болталась на одном шурупе, готовясь упасть на две последние тарелки. Только отсутствие Сапогова спасло его от расправы. В десять вечера глава семьи еще не появился, к одиннадцати Дарья Александровна остыла, после полуночи перестала ждать и заперла дверь на задвижку.

«Вот, и, слава богу! – подумала Дарья Александровна. – Пусть ему в вытрезвители мозги вставят». Она легла на диван и провалилась в крепкий глубокий сон. Сказались накопившаяся усталость и нервное напряжение. Утром Николай Ефимович не пришел, жена не удивилась: в такую рань этот бездельник никогда не бывал на ногах. Это только ее удел – спозаранку на работу и потом целый день, как белка в колесе.

Вечером пьяница тоже не объявился, и как явствовало из отсутствия беспорядка в квартире, днем не заходил. Дарья Александровна прожила еще один вечер спокойно, даже напевала романсы. Забеспокоилась она только на четвертые сутки, когда в дверь позвонили, и на пороге возникла косматая немытая образина Витька – одного из собутыльников Сапогова.

- Слышь, хозяйка, - заикаясь проговорил Витек, - Ефимыч где?

- А мне откуда знать? Где пил, там и валяется. – Дарья Александровна попыталась закрыть дверь, но просунутый в проем лохматый ботинок помешал. Проникнуть в квартиру Витьку, однако, не удалось – женщина предусмотрительно надела цепочку.

- Куда мужика девала, ведьма?! – зарычал гость и ударил по двери ногой.

- Я сейчас милицию вызову, - предупредила Дарья Александровна и закричала:

- Милиция! Ворюга ломиться! Все пропили, сволочи, чтоб вам захлебнуться в вашем пойле!

- Так что, Ефимыча дома нет? – неожиданно ровным голосом спросил Витек.

- Вот именно, - раздраженно подтвердила хозяйка.

- Его у Пашки - Муравейника нет, и к Вадику, говорят, не заходил. Я у Холеры был, так и там нету нашего Ефимыча. Видать, совсем дело худо. А может, ты это… извела его чем?

- Изведешь вас, как же! Вас как тараканов никакая зараза не берет! Меня скоро в могилу загоните.

На следующий день человек в милицейской форме скучным голосом объяснял Дарье Александровне, куда ей следует пройти на опознание тела и где расписаться. Все, что дальше произошло, она воспринимала с трудом. Холодные, освещенные неприятным желтым светом стены морга, серый кафель под ногами – если бы не поймал за плечи сержант, она бы опустилась на пол. Дарья Александровна пришла в себя только дома. Не смотря на тяжелую, беспросветную жизнь с мужем-алкоголиком, она к нему все-таки была привязана, и теперь с трудом осознавала, что осталась одна. «На кого же ты меня бросил?», – затянула она в голос. Слезы побежали по бледным щекам. Женщина ревела тихо, устало, казалось, она выплакивала вместе со слезами все несчастья, выпавшие на ее несладкую долю.

На работе Дарья Александровна, обычно приветливая и общительная, замкнулась, ходила, глядя в себя. Ей сочувствовали, собрали деньги на похороны – кто сколько смог. Не переставали обсуждать смерть Вишневой, при появлении Дарьи Александровны замолкали, чтобы не напоминать об утрате мужа.

* * *

С утра Атаманову доложили новость:

- Краснолицый нашелся! – сообщил по телефону Костров, - Тот, что по делу Сорокина проходит, - пояснил он.

Фигурант оказался Леонидом Красильниковым, тридцати шести лет. Он был обнаружен в собственной квартире мертвым. Там же находился еще один труп. Он принадлежал мужчине, ориентировочно, шестидесяти лет. Судя по внешности, покойный был типичным алкоголиком: неопрятная, старая одежда, грязные волосы, испитое лицо, и соответствующий запах. При нем никаких документов не было, так что, личность пока не установили.

Дверь квартиры Красильникова была открыта. Как сообщили соседи, она никогда не запиралась, и это не удивительно: стены облупленные, закопченные, пол грязный, при входе разбитые бутылки. Из мебели два табурета (один с обмотанными бинтом ножками), составленные в ряд деревянные ящики (в качестве стола) и кровать – матрас и ватники в углу, на кухне плита, едва угадывающаяся под слоем грязи.

- На первый взгляд, алкогольное отравление, - сказал судебный медик. – Ни каких следов насилия не вижу.

На ящиках, накрытых газетой, стояли стаканы и трехлитровая банка с мутной жидкостью, наполненная на треть.

- Самогон, - по запаху определил Наймушин. – В стаканах тоже.

В опрокинутом металлическом баке с трубками, искушенный оперативник узнал самогонный аппарат.

Когда стали известны результаты вскрытия, Андрей ничуть не удивился – в крови обоих трупов обнаружен знакомый яд. Он был на стенках стаканов, банке с самогоном и самогонном аппарате. Тот же самый яд, которым были отравлены Вишнева, Мараклиев и Сорокин с собутыльниками. А может, еще кто-нибудь? Не понятно, как он просочился с завода и кто его разносит. Уже было отработано окружение Сорокина, Савченко и Молохова. Оперативники рыли землю вокруг Красильникова – пока даже намеков на связь алкашей с химической отраслью не нашли. Не единого контакта, который мог вывести на «Ленхимзавод», ничего.