На улице Готрэйма

Полуденное солнце на безоблачном небе ярко светило, но почти не грело. За каких-то десять дней осень вступила в свои права, подменив зеленые листья желто-красными лоскутками, едва цепляющимися за ветки. Подмерзшие вьюнки в палисадниках уступили место мохнатым головкам астр и источающим тонкий горьковатый аромат хризантемам. Горожане, уже успевшие сменить легкие костюмы и накидки на утепленные куртки, плащи и пальто, невольно поеживались, когда с недоумением косились на уверенно шагающего по улице мужчину. Черноволосый, смуглый, в мятой рубашке и брюках, он казался припозднившимся гостем из жаркого лета.

Дьер Дорэ, сунув руки в карманы и щуря отвыкшие от яркого света глаза, направлялся домой. Непрошеное внимание праздно шатающихся прохожих его нисколько не беспокоило, как, впрочем, и не подходящая по сезону одежда. После затянувшегося безделья в стенах горгонария мелочи вроде холодного ветра или сплетен не могли пошатнуть его довольства окружающим миром. Свобода! Свобода идти куда пожелаешь, делать что захочешь, есть и пить что душе угодно… Как же это приятно! А впереди работа в любимой тихой гавани – мрачном, темном и спокойном похоронном бюро, где ждут хозяина начищенные до блеска инструменты и восхитительно безмолвные клиенты.

На углу, ловко балансируя на шатких стремянках и воодушевленно выстукивая дробь молотками, трое рабочих снимали вывеску с бывшей кондитерской. Гард, мимоходом оценив уже выставленный в витрине товар, понял, что теперь здесь будет хорошая оружейная лавка и мастерская, но задерживаться не стал. Все равно соседям по традиции Готрэйма пришлют приглашения на открытие. Пожалуй, надо будет сходить. Хотя лучше Джемму отправить. Если к новой лавке приложится еще и толковый мастер, не придется скальпели в соседний квартал на заточку носить.

В тени у двери с надписью «Скоро открытие» мелькнула полупрозрачная фигура. Призрак женщины с неуловимо знакомым Гарду лицом пнул одну из стремянок, но та даже не пошатнулась. Встретившись взглядом с гробовщиком, привидение прикрыло свои мутно-зеленые глаза и скрылось за стеклом витрины. Дьер Дорэ хмыкнул, понимая страх неприкаянной души перед магом с дымчатым цветом дара.

Последний десяток шагов мужчина практически пролетел, спеша в родную контору. Распахнув дверь, он ворвался внутрь и… застыл на пороге, буквально оглушенный разноголосым шумом и удушающим ароматом. Привычные искусственные венки чередовались с огромными корзинами живых цветов. В дальнем углу распевались три девицы в подчеркнуто скромных черных платьях. Под руководством сухонькой старушки, размахивающей костлявыми руками, они печально опускали глазки, трепетно прижимали к груди серые папки с траурной каймой и заунывно тянули «Ве-э-э-эчная-а-а-а па-а-а-амя-а-а-а-ать…»

В другой стороне четыре малолетки, ползая по полу, вышивали что-то торжественно-золотистое на черном полотнище. В центре приемного зала, уперев руки в бока, две почтенные дьеры спорили насчет количества пирожков и пряников на одного приглашенного. Завидев хозяина, женщины приветливо заулыбались, а вернувшаяся с континента дьера Бланш даже помахала ему ручкой.

Гард, стиснув зубы, кивнул в ответ и решительно направился к лестнице на второй этаж. У двери кабинета он набрал в легкие побольше воздуха, чтобы немного успокоиться и с ходу не прибить чрезмерно инициативную помощницу. Однако попытки взять себя в руки оказались напрасными. Вместо лиловой ведьмочки в хозяйском кресле восседал Элрой с банкой меда и большой ложкой. А на столе возле чашки с недопитым чаем высилась пухлая папка с надписью «Заказы».

– Где. Эта. Ведьма?! – Фразу без единой буквы «р» дьер гробовщик буквально прорычал.

В доме достопочтенной Грэнны Ганн

Раскрасневшееся солнце клонилось к закату. Его лучи заглядывали в окна сквозь разноцветные стекла, яркими пятнами ложась на светлый ворс ковра. Две совершенно одинаковые сероглазые девочки с пышными бантами на пепельно-русых макушках увлеченно запихивали в домик из обувной коробки жалобно мяукающую кошку. Самую обыкновенную, лишенную каких-либо магических способностей. Несчастное создание было обнаружено юными дьерами на заднем дворе и тут же взято в оборот. Став счастливым обладателем слепленных из шерстки и вязкой каши рожек, а также нарисованного помадой пятна вокруг нервно дергающегося глаза, бедное животное утратило все силы к сопротивлению. Свернув кису в компактный бублик, девочки уложили ее в коробку и закрыли крышкой. После чего поднялись на ноги, обнялись и похлопали друг друга по спине, вероятно поздравляя с успехом. Раздалось очередное жалобное «мяу», скрежет коготков, и в проделанном в картонной стенке окошке показался длинный тощий хвост.

– Какая неправильная киса! – укоризненно покачала головой одна из близняшек. Она поправила розовый бант на макушке и преувеличенно тяжело вздохнула.

– Да уж! – важно поддержала ее вторая, отряхивая чистенький фартучек с голубыми, в тон бантам, оборками. – Глупая коша! Не будем звать ее Ви! – топнула она ножкой.

– Правильно! И варенья ей не дадим, пока вести себя не научится!

– И пряников не дадим! Только кашу с противной котлетой! – Девочки дружно скривились и, снова усевшись на ковер, занялись повторной упаковкой непутевого зверя.

С момента, как они вернулись в Готрэйм из загородного дома, прошло всего несколько дней. Дети скучали по тете Майле с Вишней и пытались восполнить свои потери весьма оригинальным способом. Грэнна брезгливо морщилась от их возни с блохастой тварью посреди ее гостиной, но вслух ничего не говорила. Внучек она любила и не так часто приглашала к себе, чтобы что-то им запрещать. Бабушка ведь должна быть доброй, щедрой и немножко наивной в противовес «жестоким» родителям.

Кроме того, близняшки Аттамс помимо необыкновенно честного взгляда в стиле «это не я!», присущего многим детям, обладали одной завидной особенностью – они никогда не пачкались, что очень ценила дьера Ганн. Даже после попытки найти клад в отцовском саду мелкие золотоискательницы вернулись домой в белоснежных фартучках и чулочках под отчаянные завывания садовника, рыдавшего в три ручья над загубленными клумбами. Так что пусть себе играют малышки! Будут вспоминать, как весело было у бабушки, и чаще проситься к ней в гости, привозя с собой и отца.

В роскошном кресле аккурат напротив хозяйки сидела ее ближайшая подруга – высокая и немного грузная Джильберта Палмс. Ее холеное лицо не выражало никаких эмоций, кроме застывшего на нем тоскливого презрения, отчего напоминало маску. Впрочем, если учесть частоту походов в салон лиловых ведьм, маской оно и являлось. Долгосрочной и необратимой. Последние полчаса гостья делала вид, что ест пирожное, на деле же она лет тридцать как придерживалась строжайшей диеты, в чем никогда и никому не признавалась. Зелий травников и искусства лиловых азов было, увы, недостаточно, чтобы держать в узде ее склонную к полноте фигуру.

Объектом недовольства Берты помимо чрезмерно шумных, с ее точки зрения, и самостоятельных детей служила еще одна гостья, сидящая по правую руку от хозяйки за круглым чайным столом. Эта тощая девица с невзрачной физиономией, словно издеваясь над тучной сотрапезницей, уплетала пирожные одно за другим и время от времени счастливо улыбалась.