— Капитан… Эй, капитан! — Геловани легонько ткнул меня локтем в бок. — Ты хоть понимаешь, что нас с тобой тут вообще быть не должно?

— Позвольте не согласиться, ваше сиятельство, — тихо отозвался я. — По-моему, сегодня мы здесь быть как раз должны. И даже обязаны.

Хотя место — впрочем, как и местная публика — явно не для сыскарей, пусть даже и в самых высших чинах. Не то, чтобы я так уж хорошо знал суровых мужчин и чопорных стариканов вокруг поименно, однако ничуть не сомневался, что чуть ли не все здесь происходили из титулованных родов. И не рядовых князей или графов, а самых древних, могущественных и, конечно же, богатых. От блеска орденов и эполет слегка рябило в глазах, и одних только министров или генералов здесь наверняка набралось бы дюжины с две.

Государственный совет — это вам не шутки.

Неудивительно, что Геловани изрядно нервничал. В конце концов, мы пробрались сюда полулегально, по личному и не вполне официальному приглашению цесаревича Ивана. Я даже не был до конца уверен, что мой товарищ потрудился сообщить о нас царственному родителю… Однако буквально настаивал, чтобы я со своим начальником непременно появился на заседании, забросив все важные дела хотя бы на день.

— Твои друзья идут, — предупредил Геловани. — Встань, поздоровайся с его высочеством.

Нам достались не самые крутые места. Можно сказать, на «галерке», однако и здесь появление наследника престола вызвало немалый ажиотаж. Генералы и штатские чины наперебой приветствовали Ивана и понемногу окружали, пытаясь перекинуться парой слов или хотя бы пожать руку. Кто-то даже начал аплодировать — правда, жиденько и без особого успеха.

Горчакову тоже досталась своя порция внимания, хоть и чуть более скромная. По случаю заседания бывший канцлер и почетный член Госсовета обрядился в парадный мундир с лентой и таким количеством орденов, что я не стал даже пытаться считать. Андрей Первозванный, Святой Владимир первой степени, польский Белый орел… Его светлость надел едва ли половину от когда-либо пожалованных наград — иначе они попросту не поместились бы на груди.

— Доброго дня, судари. — Горчаков по очереди пожал руки нам с Геловани. — Вижу, вы потрудились прибыть заранее. Славно! Полагаю, уже скоро здесь станет весьма тесно.

Действительно, уже почти все места были заняты, а народ все продолжал прибывать. И в таком количестве, что даже выделенный под заседания Государственного совета большой зал Мариинского дворца понемногу начинал казаться тесноватым. Разговоры вокруг сливались в один сплошной белый шум, а когда где-то за спиной сверкнула вспышка фотоаппарата, я, наконец, сообразил, что сегодня состоится не обычное мероприятие, а что-то из ряда вон выходящее.

— Ты, наверное, хочешь узнать, зачем мы вас позвали? — поинтересовался Иван, опускаясь в соседнее кресло. — Сейчас увидишь. Князь Сумароков собирается выступить перед Государственным советом и…

— Сумароков⁈ — переспросил я.

Мы с Геловани молча переглянулись. Полторы недели самой осторожной слежки за его сиятельством не дали никаких ощутимых результатов. Напротив, Сумароков выглядел на редкость добропорядочным гражданином и почти не выходил из дома. Разумеется, нам по должности полагалось иметь какое-никакое представление о его политических взглядах, но сыскари никогда не лезли в дела Госсовета без особой надобности, так что новость, мягко говоря, стала для нас сюрпризом.

Ничего себе совпадение.

— Он самый. — Иван нахмурился, сложил руки на груди и откинулся на спинку кресла. — Ни для кого не секрет, что князь уже давно придерживается весьма либеральных взглядов. Так что от сегодняшней речи стоит ожидать любой пакости!

— Ваше высочество думаете, что Сумароков как-то связан с заговором? — уточнил Геловани.

— Почти наверняка. — Вместо Ивана почему-то ответил Горчаков. — Но, к сожалению, у нас нет никаких доказательств, а сыскари не слишком-то спешат их предоставить.

Геловани недовольно поморщился, но все-таки промолчал. Формально политическими делами занималась тайная канцелярия, а не полиция, однако новая должность подразумевала и новые обязанности, так что в каком-то смысле замечание Горчакова было камнем и в наш огород.

— Можете не сомневаться, все виновные непременно будут найдены и наказаны, — ровным тоном произнес Геловани. — В свое время конечно же. Вы не хуже меня знаете, что случится, если жандармы начнут хватать всех подряд.

— О, не подумайте ничего такого, князь! — Горчаков даже чуть привстал в кресле. — Конечно же, мы все желаем поскорее увидеть результаты наших трудов, однако торопиться не следует ни в коем случае. Порой поспешность даже более опасна, чем промедление!

— Просто понаблюдай за всем этим сбродом, — Иван едва заметно толкнул меня локтем. — Знаю, тебя не интересует политика, но среди друзей старика Меншикова могут быть и те, кто связан с этим вашим колдуном… Может, он и сам сейчас здесь?

Вполне разумная мысль, хоть и сомнительная. Но одно ясно: что бы ни задумал говорить Сумароков, он наверняка делает это или с разрешения, или вовсе с прямого указания своего покровителя. А значит, тот вполне мог явиться и понаблюдать. В такой толпе, да еще и с умением менять личины, как перчатки — легче легкого.

Я даже попытался прощупать публику в зале. Но конечно же, без особого результата: сегодня в Мариинском дворце собрались сильнейшие Владеющие Петербурга, и концентрация Таланта вокруг оказалась такая, что мое внутреннее око буквально ослепло. Членов Госсовета было не так уж много, всего несколько десятков, а остальные места занимали почетные гости, главы наследники знатных родов, их наследники, непонятные визитеры на птичьих правах — вроде нас с Геловани…

И, конечно же, журналисты. Дюжина голов, а то и две. Акулы пера каким-то непостижимым образом подвинули даже почтенных старцев в первых рядах, а рыбешки калибром поменьше расположились вдоль стен. Особенно раздражали фотографы: чуть ли каждый считал своим долгом поймать в прицел объектива его высочество цесаревича, и треск вспышек слышался со всех сторон.

Кто-то основательно постарался, чтобы на закрытом для глаз и ушей простых смертных заседании оказалось как можно больше людей. И наверняка постарался не случайно. Судя по недовольным и слегка опешевшим физиономиям Ивана и Горчакова — явно не они.

Значит, консервативное «правое»