11. Старушка пошла

[пятница]

Мы возвращались поездом дальнего следования. Несколько человек. Ночь. Я по своему обыкновению снял туфли и часы. Заснули быстро и крепко. Спали довольно долго. Когда я проснулся, часы лежали на столике у окна. Туфли нигде не лежали. Туфли нигде не стояли. Я заглянул во все возможные и невозможные места. Как в воду канули. Мы подъезжали к конечной станции. Что было делать. Вышел на перрон в носках. Проводил знакомых до стоянки такси. Мне нужно было перейти на другую станцию, на другой перрон. (Я жил за городом.) Приятель дал мне свои туфли. Они были сильно мне велики, но — туфли. Сам сел в такси в носках. (Через несколько минут выйдет у дверей своего дома.) Я перешел на другую станцию, на другой перрон. Через три четверти часа входил в дом.

12. Воскресенье

В садике перед вторым баром никого не было. Стоп. Ошибка. В густой тени сидел мужчина в сером. Потому я его и не заметил. Перед ним, на столике, стояла большая бутылка. Литр водки. Я вошел внутрь. Невольно стал свидетелем сцены. На скамье у стены сидел незнакомый здоровенный амбал. Над ним нависал ненамного меньший. Они разговаривали. «Пришел человек, который вчера тебе вломил. Хочет извиниться. У него есть водка», «гони его», «почему?» «буду ехать пьяный на машине, увижу его на обочине, остановлюсь, выйду, подойду и недолго думая ему вломлю», «ясно. И что?» «а если не буду знать, как он выглядит, не остановлюсь. Так будет лучше». Я сел за свой любимый стол. Посмотрел на башню костела. Часы показывали правильное время. Вернулись. Ходят. Идут.

13. В большой комнате, на столе

[понедельник]

В коридоре вагона, примерно посередине, на откидном стульчике сидел старик. Рядом, на полу, выстланном серым линолеумом, стоял прислоненный к стене рюкзак. Мужчина сидел боком и смотрел в окно. Не повернул головы, когда я проходил.

КОНЕЦ

Павел Дунин-Вонсович. В двух твоих книгах, «Саге народа» и «Кусочке воды», Мачей Малицкий — подлинный герой подлинной жизни, а в двух других — «60 % слов» и «Всё есть» — подлинный герой вымышленной истории. Во «Всё есть» он посещает могилы своих родных в вымышленной местности, расположенной одновременно у моря и в горах.

Мачей Малицкий. Да, верно. Я согласен с твоей классификацией. «60 % слов» и «Всё есть» — это своего рода вымысел. Вымысел в рамках рассказываемой истории, но не в диалогах, которые я когда-то услышал, запомнил и живьем (ну, почти живьем) воспроизвел. А теперь скажу, откуда взялось название и пейзажи. Я просто решил создать такую точку на карте, где бы на площади в 10 квадратных километров находились все близкие мне места, которые я люблю и где прекрасно себя чувствую. Море, горы, река, лес, дорога…

П. Д-В. …железная дорога…

М. М. …железная дорога, а еще кладбище, костел, два бара, магазин, школа, обочины, лес и т. д. И, конечно, герои. Книга, должен признаться, удивила меня самого. И особенно удивили неожиданно появляющиеся люди, персонажи, совершенно не запланированные, ба! о которых я и думать не думал.

П. Д-В. В книге ощущается вера в возможность упорядочить мир. У тебя очень глубокие корни.

М. М. Если почти шестьдесят лет живешь в одном и том же месте… встречаешься с одними и теми же людьми… Магазины там же, где были всегда, улицы не меняются. В Свидере, где я живу, вообще мало что меняется. Ну разве что возникают такие приметы цивилизации, как асфальт или «шикарные» ограды (когда-то о таких вещах, как высокий забор, сетка, бетонная ограда, никто и не слышал, в худшем случае где-то появлялась живая изгородь). Однако все до сих пор идет заведенным порядком. Я знаю, что когда в восемь пятнадцать подойду к магазину на Майской, который пятьдесят лет назад назвали «У Палки» (по фамилии первого владельца), там будет стоять Вальдек и попросит у меня злотый или два.

П. Д-В. Вот меня и удивило, что ты сумел обойтись без своего Свидера. Выражение «малая родина» страшно затаскано, но в твоих книгах это словно бы элемент пейзажа.

М. М. Да, затаскано, но я ничего против него не имею. «Всё есть» я написал за месяц. Писал без перерывов (ну, может, чуть-чуть сна, чего-нибудь пожевать, плюс кофе и сигареты). Разумеется, я пользовался старыми записями, заметками — они присутствуют главным образом в диалогах. Глава «Гейпапарара» — миколовско-вроцлавско-легницкая. Но самым главным стала смерть собаки. Совершено неправдоподобная история, которая меня потрясла. У нас три года жила такса, замечательная, но очень больная. На редкость агрессивная. Всех нас безжалостно кусала. До кости, буквально жилы из нас вытягивала. Моих дочек, жену, меня самого — регулярно и самозабвенно. Однажды случилась экстремальная ситуация: она набросилась на наших друзей, и мы были вынуждены ее усыпить — не оставалось другого выхода. Я сам произвел эту операцию. То есть руками ветеринара, но я участвовал, помогал ему, закапывал и т. д. А когда она уже была мертва, но еще не остыла, вот тогда — впервые — мы смогли ее обнять и приласкать. Все время, с самого начала книги — которая, повторяю, писалась месяц изо дня в день, — я приближался к смерти Пса. И поместил ее туда же, где находятся все мои любимые вещи, где живут герои. Но все они, заметь, по разным причинам один за другим это место покидают. Кто-то собирается проплыть 300 километров по морю, Старушка отправляется покорять горы, немой вдруг заговорил и едет в город для участия в радиопередаче «Немой говорит», жена Соседа с Горки летит в ЮАР, где ее прооперируют, — собственно, остаются только бармен, Сосед с Горки и Янек, который поселится в моем доме и станет моим последователем-наследником.

П. Д-В. Я писал в прошлом году в «Лампе», что воспринимаю «Всё есть» как рассказ о переходе из активной жизни в тень, о вступлении в осень.

М. М. Так оно и есть. В этой книге я впервые пишу от третьего лица — почему-то не нашел в себе сил писать от первого. Твоя интерпретация мне очень близка: да, я словно бы рассказываю о попытке возвращения, но возвращения путем отступления. Обрати внимание: в доме повсюду валяются книги, однако с собой я не беру ни одной. Забираю только какую-то деревяшку, картинку, несколько бумажек, любимые столовые приборы. Возможно, это моя последняя книга. С некоторых пор я все больше привязываюсь к этой мысли. Да. С каждым днем. Я вдруг заметил, что мне недостает слова «конец». Но для него надо найти подходящее место. Где? Конечно же, в конце книги. И я вставил его во «Всё есть» после оглавления — совершенно сознательно. Быть может — повторю с упорством маньяка, — это моя последняя книга.

П. Д-В. Но ведь ты уже почти год публикуешь в журнале «Твурчосц» новые фрагменты «Всякой всячины».

М. М. И еще долго буду, потому что это мой «дневник». У меня написано несколько сот страниц, вот и сегодня я добавлю кое-что из услышанного по дороге в редакцию[6]. Впрочем, это несколько другая история. Это не книга. Заметки. Много записей из этого «дневника» перекочевали во «Всё есть».