Торн поднял голову, удивленный и немного сбитый с толку тем, как старший инспектор подчеркнул «мисс».

— В округе, где жил Фристоун, было четыре или пять школ, — объяснил Ропер. — Именно это и вызывало беспокойство.

Он снова взглянул на список:

— Уоррен работал в системе здравоохранения, знал все о наркотиках. В тюрьме Фристоун подсел на наркотики и в то время, когда мы за ним наблюдали, посещал наркологический диспансер. Честно говоря, мне кажется, что Уоррен и Ларднер работали вместе и раньше, но остальные встретились лишь в комитете.

Он опять указал на последнюю фамилию в списке, потом откинулся в кресле.

— Создавалось впечатление, что он и сам «ширнулся» или глотнул чего — во всяком случае, таким он мне запомнился.

Торн сложил и спрятал листок.

— Спасибо за помощь.

— Не за что, но мне и правда пора заканчивать разговор.

— А не сохранились ли протоколы собраний?

— Возможно, и сохранились, но в этом я вам помочь не могу. Даже не знаю, у кого они остались. Может, у женщины из соцслужбы…

Нельзя сказать, что такой ответ оказался для Торна полной неожиданностью, но на его лице отразилась целая гамма чувств.

— Помните, раньше для этого существовали суды? — Ропер выразительно посмотрел на собеседника: уж он-то прекрасно помнил и был от этих воспоминаний совсем не в восторге. — Теперь — целая структура. Заседания ведутся по регламенту, все решения протоколируются, по каждому принятому вопросу назначаются ответственные. Любое дело доводится до конца, все организации взаимодействуют друг с другом, делятся информацией и так далее. Также в каждом районе созданы «смешанные команды» — местные отделы по защите населения; таким образом, проблема решается с двух сторон. Любые намеки на угрозу общественной безопасности выявляются на ранних стадиях, и принимаются соответствующие меры. А тогда мы одни все несли на своих плечах. И нам оставалось лишь реагировать на уже свершившиеся факты.

Он подался вперед, положил руку на кофейник.

— По сути, мы были «подопытными кроликами».

Торн ничего не ответил и встал, размышляя над тем, что вопреки умозаключениям Каллема Ропера его последняя жалоба выглядит немного забавно. Явно поздновато спохватились! Кому-то вполне могло показаться, что Грант Фристоун такой же «подопытный кролик», как и члены этого комитета.

Что уж говорить о женщине, которую он убил.

— Я провожу вас до лифта, — предложил Ропер.

В коридоре, пока они ожидали стеклянный лифт, Ропер неосознанно начал подражать речи аристократов. Ему явно хотелось закончить встречу на некой патетической ноте. Торн не видел в этом необходимости, но внимательно слушал собеседника.

— Помните «Космический патруль»? — спросил Ропер.

— Простите?

— В начале шестидесятых была такая детская передача по телевидению. Фантастическое шоу с дурацкими куклами. Представьте себе ракету «Тандерберд»[24]переделанную для межпланетных полетов.

Торн ответил, что не помнит такого шоу — тогда ему едва исполнилось два годика.

— Как бы там ни было, в то время это здание выглядело причудливо, поэтому его использовали в съемках программы, — Ропер воздел руки. — Это здание было генеральным штабом «Космического патруля».

Торн не нашелся, что ответить. Куклы, фантастика, Столичная полиция — все это как-то плохо вязалось друг с другом.

Собираясь на встречу с Ропером, Торн выключил телефон. Выйдя на улицу, он проверил его — пришли два сообщения. Одно от Портер — ничего важного, другое — от Фила Хендрикса: все, что он говорил на совещании — о причинах смерти Аллена и Тиккел, — подтверждается результатами вскрытия. Сначала Торн перезвонил Хендриксу, но «говорить» пришлось с автоответчиком.

— Что ты хочешь? Звезду с неба? Серьезно, Фил, было истинным удовольствием наблюдать сегодня утром, как ты превосходно владеешь искусством лицедейства. Я бы с удовольствием погладил тебя по головке, только вот когда это мне удастся? Перезвони попозже, если захочешь поболтать…

Потом он позвонил мисс Портер.

— Так что, забиваем стрелку? — начал он сердито.

— Успокойся, это всего лишь такое выражение, — ответила она.

— Это глупое выражение. Если только ты не американский подросток, а ты на него не похожа.

— Я лишь хотела спросить, что тебе удалось узнать.

— Ладно, я больше не злюсь. Вероятно, ты уже заметила, что я не в настроении после рейда в Боу. Но сейчас я подобрел.

— А я и не заметила! Я просто думала, что это твое естественное состояние.

— Если ты не передумала, мы можем забить стрелку на вечер.

Она пропустила его колкость мимо ушей — Торн даже призадумался: а задела ли она ее вообще?

— Где встретимся?

— Слушай, у тебя есть под рукой чем записать? — Торн подождал, улыбнулся полицейскому у парадных дверей «Императрицы», который сверлил его подозрительным взглядом. — Попробуй узнать, что сможешь, о некоем Питере Ларднере из отдела по надзору за условно-досрочно освобожденными. Не знаю, какого именно района. Если удастся, назначь встречу и перезвони мне.

Он заметил забегаловку в конце улицы и побрел к ней как загипнотизированный. Кофе и разговора по душам было явно недостаточно. Уже перевалило за полдень, и Торн решил, что плотный английский завтрак — именно то, что ему сейчас нужно.

Нет, такое раздвоение личности было чистым безумием.

Он говорил и говорил. Ему задавали вопросы на этой встрече, как и на предыдущей. И все время, пока он улыбался и делал, когда надо, серьезное лицо, пока занимался обычными каждодневными делами, из головы не выходил мальчик.

Не выходило то, что он сделал, и то, что еще собирался сделать.

То, чем он занимался сейчас, было, без преувеличений, безумием — хрестоматийный пример умопомешательства. Но неужели не безумие явилось первопричиной всего? Не это ли в некоторых языках называют сумасшествием? И, конечно, не без оснований. Он совсем потерял голову, в полном смысле этого слова, причем уже давно, еще задолго до того как его довели до этого безумия.

Довели до убийства. До кражи детей.

Ведь как проходит жизнь? Как катание на качелях — вверх-вниз — или карусели — по кругу и по кругу — выбирайте, что хотите. Все, что ты любишь, в конечном итоге причиняет боль. Сигареты и шоколад. Секс и лживые обещания.

Он услышал, что кто-то вошел в уборную, поэтому открыл кран и брызнул себе водой в лицо, чтобы скрыть слезы.

В любом случае пора было возвращаться в свой кабинет. Работы невпроворот.